Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 15. Дело беглой медсестры

— Да. Он в нее очень верил, особенно в прогревание токами высокой частоты. Он применял его не только из-за лечебной эффективности, но в силу благотворного психологического воздействия.

— Вы можете объяснить, что под этим подразумеваете?

— В известном смысле — да. Одна из жестоких реальностей, с которой сталкивается врач, это невозможность остановить время или повернуть стрелки часов назад. Человеческая жизнь — жесткий цикл. Мы неумолимо движемся от молодости к неизбежной старости; а от старости к смерти. Некоторые переживают биологические и психологические возрастные изменения спокойно. Другие ожидают, что врач остановит их и даже совершит невозможное. Есть и такие, кто слишком примиряется с неизбежным и не обращается к медицинской науке, которая во многих случаях могла бы улучшить состояние организма, если б взялась за него вовремя. Возьмем человека, ожидающего от врача невозможного. Если доктор скажет: «Мадам, я прошу извинения, но вам шестьдесят восемь лет. Отныне до самой смерти ваше* здоровье будет постепенно ухудшаться. Начнется биологический и психологический упадок жизнедеятельности, который ни вы, ни я не сможем предотвратить; Единственное, что я могу сделать, — это успокоить вас, определить наиболее резко выраженные симптомы, которые можно снять, бороться с приступами». Если врач так скажет, это будет жестоко, бессердечно и ухудшит состояние больной.

—'Прекрасный трактат. Я выслушал с интересом, хотя и не могу понять, какое все это имеет отношение к бухгалтерии, — сказал Мейсон. — Однако мы отклонились от основного вопроса, а вы ведь беседуете с адвокатом. Давайте ближе к делу.

— Хорошо, — согласилась она, с отвращением возвращаясь к главной теме разговора. — Мне следовало бы понять, что особого сочувствия не вызову. Услышав нечто подобное, чиновники из налоговой инспекции в изумлении прочистили глаза и уши. Сегодня я слишком устала, чтобы спорить с вами. Вернусь к существу вопроса. Итак, в лечебнице недостача наличных.

— Это уже лучше, — одобрил Мейсон. — Чем она вызвана?

— Полным отсутствием деловой хватки у доктора Мальдена.

— Чем можете это объяснить?

— Я могу это объяснить очень просто, — сказала она. — Когда доктору Мальдену для чего-либо требовались наличные, он подходил к денежному ящику и клал их в свой карман.

— И оставлял счет с указанием, сколько взял?

— В том-то все и дело.

— Вот почему и возникли сложности!

— Именно поэтому. Я думала, что, пока записываем, сколько нам уплачено, все в порядке. Но оказалось, что доктор Мальден не всегда мог отдавать мне наличные. Он принимал деньги от пациентов, хлопал их по спине, благодарил и просил позвать следующего. Иногда доктор Мальден сообщал мне о платежах, иногда об этом забывал или его вызывали по неотложному делу. Могла быть назначена операция на следующий день утром, он мог возвратиться в свою лечебницу поздно днем, и тут опять был бы занят, и я была бы занята, так что эту самую сумму мы дать не смогли бы.

— Это была бы, конечно, просто случайная оплошность?

Она заколебалась.

— Не так ли? — настаивал Мейсон.

— Доктор Мальден не допускал оплошностей. Он был думающей машиной. Пытался придать вид оплошности тому, что в действительности было частью генерального плана. Думаю, то, что происходило слишком часто, случайностью не было.

— Что из этого вы рассказали чиновникам из налоговой инспекции?

— Ничего. Вы — единственный, кому я когда-либо могла сообщить такое.

— И все-таки некоторые моменты нужно прояснить до конца.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет. Не нужно. Доктор Мальден погиб. Пусть Внутреннее бюро по годовым доходам само разберется.

— Они будут вас допрашивать.

— Я повторю, что бухгалтерские книги, насколько знаю, я порядке, и всякий раз, когда доктор Мальден сообщал мне о поступлениях, я делала запись, а ежели он что-то скрывал, то следовало бы обратиться к нему, а не ко мне.

Мейсон сказал:

— Хоть это мне самому неприятно, мисс Фосс, но давайте коснемся более личных вопросов, а именно — квартиры в Диксивуде.

Лицо ее осталось непроницаемым.

— Так что же с ней? — спросила она.

— Думаю, вы могли бы рассказать.

— Диксивуд? — спросила она так небрежно, как будто название ничего для нее не значит.

Мейсон несколько раздраженно уточнил:

— Квартира 928-Б на имя Чарльза Эмбоя, меблированные комнаты в Диксивуде.

Она покачала головой.

— Мне это ни о чем не говорит.