Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 25. Дело о небрежной нимфе

— Вы были так взволнованы, что даже не могли произвести инвентаризацию, чтобы определить, каких вещей не хватает. Так?

— Ну, можете поставить вопрос и так.

— Не я, а вы ставите вопрос таким образом, — поправил Мейсон. — Я просто пытаюсь подвести итог вашим показаниям. Так вот, когда вы назвали сумму в пятьдесят тысяч долларов, вы, вероятно, имели в виду цифру, указанную на страховом полисе, и…

— Вероятно… вероятно, так и было.

— А сейчас, в настоящий момент, вы не поклялись бы, что вещей похищено не более чем на десять тысяч, а?

— Послушайте, — рассердйлся Олдер. — Эта молодая женщина пробралась в мой дом. Она была возле моего письменного стола; шкатулка с драгоценностями была открыта. Кто-то отворил дверь и застал ее врасплох. Один из гостей стал ее расспрашивать, что ей нужно, а женщина схватила эту бутылку и бросилась к окну… — Олдер вдруг замолчал.

, — Какую бутылку? — спросил Мейсон.

— Бутылку с драгоцейностями, — сердито сказал Олдер.

— Вы храните ваши драгоценности в бутылке?

— Не знаю. Нет, конечно, но одному из свидетелей показалось, что она выпрыгнула из окна с бутылкой в руке и что она сложила украденные вещи в эту бутылку. Она задумывала эту кражу, предполагая, — что может потерять драгоценности, когда будет плыть. Знаю только, что один из гостей упомянул бутылку: он видел ее в руках женщины.

— А вы сами видели эту женщину?

— Не вблизи. Я видел, как она бежала после того, как выпрыгнула из окна. Пришлось спустить с цепи собаку. Если бы пес ее настиг, мы бы узнали, какие драгоценности она похитила. Она и ее презренный сообщник.

— Нет нужды столько времени толковать об этом, — сказал Мейсон. — Мы просто пытаемся уточнить факты. Что касается лично вас, то вы не можете даже точно назвать, на какую сумму похищено драгоценностей — на пятьдесят или десять тысяч долларов. Не так ли?..

— Ну, я думаю, что…

— Вы лично не можете утверждать, может быть, этих драгоценностей похищено даже на одну тысячу долларов…

— Я не знаю, похищено ли вообще что-нибудь, — вдруг сердито сказал Олдер. — Я заглянул в раскрытую шкатулку и мне показалось, что там не хватает большого количества предметов.

— Но когда вы сказали «на пятьдесят тысяч долларов», вы, очевидно, имели в виду тот факт, что драгоценности застрахованы на эту сумму. Вы были взволнованы и, наверное, потому назвали сумму в пятьдесят тысяч долларов — дескать, столько стоят драгоценности, которые были у вас похищены. Так? Что ж, такое объяснение вполне может иметь место, удовлетворенно констатировал Мейсон. — Вы не предъявили иск страховой компании?

— Нет, сэр.

— И, в сущности, вы вообще не намерены предъявить иск страховой компании, не правда ли?

— Я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, — заметил Олдер. — Считаю, что не обязан сидеть здесь и подвергаться всем этим неуместным допросам.

Мейсон обратился к судье Ланкершиму:

— Вот видите, ваша честь. Я желаю, чтобы было соблюдено наше условие. Если бы истец назвал сумму взятого у него имущества — пятьдесят тысяч, — я бы внес по постановлению суда залог за мисс Дороти Феннер в сумме пятидесяти тысяч долларов. Но он не может даже показать, что у него вообще что-то похищено. В таком случае окружной прокурор должен позволить моей клиентке выйти на свободу без всякого залога, под расписку, чтобы явиться в суд по первому требованию судьи, и прекратить дело против нее, так что…

— Не так быстро, не так быстро! — вмешался Колтон. — Между перекрестным допросом свидетеля и его запугиванием — дистанция огромная…

— Мне не нравится слово «запугивание», — выразил неудовольствие Мейсон. — Этот человек бизнесмен. Он знает свои права. Я просто попросил его дать суду прямое, определенное, недвусмысленное показание. Но, очевидно, он опасается делать это. Боится назвать хотя бы один предмет из якобы похищенных этой женщиной драгоценностей и поклясться, что она взяла именно этот предмет, потому что ничем не может этого доказать. Одно дело — заявить газетчикам и полиции, что он потерял драгоценностей на пятьдесят тысяч, но совсем другое — доказать это.

— Но зачем, посудите сами, человеку заявлять, что у него пропало драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов, если у него вообще ничего не пропало? — в замешательстве спросил судья Ланкершим. — Мы имеем здесь дело не с искателем дешевой популярности, который жаждет увидеть свое имя в газетах.

— Вот именно! Потому что, — сказал Мейсон, — он хотел бы по своим личным мотивам, чтобы обвиняемая была арестована.