Ни в голосе, ни в лице Эмиля Скэнлона ничто не выдавало твердого решения, которое сложилось в его уме: даже если предварительные слушания продлятся всю ночь, обе стороны должны иметь равные шансы.
Тем временем Мэй Фарр тихонько исповедовалась перед Перри Мейсоном:
— Я вела с вами нечестную игру, — говорила она. — Я солгала, когда впервые пришла в ваш офис, и с тех пор продолжала говорить вам неправду. Когда вы не нашли пистолет Хэла там, где он его перебросил через забор, я решила, что, запутывая следы, он подобрал пистолет, спустился в гавань, вывел «Пеннвенту» в море и утопил его, рассчитывая вернуться обратно на шлюпке, которая была на борту. Поэтому я взяла яхту Марли и вышла в море, чтобы подобрать Хэла.
— И вы нашли его?
— Нет. Но долго я и не искала, потому что решила, что береговой охране уже известно об убийстве и она разыскивает меня.
— Что заставило вас так думать?
— Надо мной пролетел самолет береговой охраны, он сделал три или четыре круга и затем продолжал свой полет в море.
— А почему вы решили, что это самолет береговой охраны?
Она на мгновение задумалась и сказала:
— Не знаю. Это мое предположение. Да и зачем бы другому самолету проявлять такой интерес к какой-то яхте? И эта женщина, Тумс, действительно видела меня, когда я вернулась на яхте Марли. Я понимаю, что на яхте нашли мои отпечатки пальцев — на руле и на других предметах. Думаю, я оказалась в неприятном положении.
Высокий, загорелый, явно неловко себя чувствующий Хэл Андерс подошел к Мэй Фарр и сказал:
— Извини меня, Мэй. — Она грустно взглянула на него. — Окружной прокурор закрыл мое дело. Не знаю почему.
— Это значит, они собираются сконцентрироваться на мне, — пояснила она.
— Мой пистолет нашли в трубе, — сказал Андерс. — Они думали, что его подбросил туда Мейсон, но, проверив номера, отыскали место, где продали его непосредственно мне. Кроме того, обнаружились и другие доказательства. Не знаю точно какие, но обвинение с меня сняли.
— Замечательно, — сказала Мэй Фарр. — Поздравляю. Кажется, ты избежал неприятностей. Благодаря советам твоего очень компетентного и сверхвысоконравственного семейного адвоката.
— Пожалуйста, Мэй. Не надо так.
Она отвернулась от него.
Андерс, чувствуя, что глаза всех зрителей обращены на него, зная, что репортеры щелкают скрытыми камерами, почти вплотную приблизил свои губы к ушам Мэй Фарр и Перри Мейсона:
— Послушай, Мэй. Я кое-что для тебя сделал. Сделал без чьего-либо совета. Этим утром мне удалось связаться с Хейзел Тумс. Сегодня ее здесь не будет. Как раз сейчас она летит в Мексику, где у ее друга есть яхта. Они тотчас же отправятся в круиз, я повторяю ее слова — в неизвестном направлении.
На лице Мэй Фарр отразилось крайнее недоверие.
— Ты в самом деле сделал это? — удивленно спросила она.
Взгляд Мейсона стал тяжелым. Он посмотрел на Андерса с холодной враждебностью.
— Я надеюсь, вы понимаете, что в этом обвинят меня?
— Нет, не обвинят, — спокойно ответил Андерс. — Если дойдет до этого, я все возьму на себя.
— Я уже ознакомился с заключением о смерти, — сказал Скэнлон. — Патологоанатом констатировал следующее: причина смерти — пулевое ранение в голову. Случай настолько очевидный, что мы решили не вызывать доктора в суд, чтобы не тратить понапрасну его время. — Судья откашлялся, перевел взгляд с Перри Мейсона на Оскара Овермейера, заместителя окружного прокурора, и Карла Рансайфера, представляющего окружную прокуратуру. — Заседание будет кратким и деловым. Давайте строго придерживаться фактов. Я не допущу никаких проволочек, формальных возражений с чьей-либо стороны и пристрастных суждений. Если я сочту нужным, то в целях ускорения дела буду сам задавать вопросы. Никаких пустых перекрестных допросов, создающих видимость деятельности адвокатов. Но если адвокаты любой из сторон захотят узнать что-либо в интересах дела, объяснить какие-либо факты или привести новые, еще не отмеченные свидетелями, такие вопросы я буду разрешать.
Карл Рансайфер собирался было высказать свои возражения по поводу столь необычного ведения дела, но
Овермейер, хорошо знакомый с характером Скэнлона, удержал его от этого.
Один из клерков подошел к судье и подал ему какую-то записку. Это дало возможность Сидни Эверселу воинственно промаршировать к Перри Мейсону и заявить ему:
— Полагаю, вы считаете себя очень, очень умным?
— Ну и что? — отозвался Мейсон.
Читать дальше