Агата Кристи - Десять негритят / And Then There Were None

Учитывая все сказанное, может показаться, что решение у нас есть. Армстронг утонул, как вы помните. Допустим, что маньяк – он. Что мешало ему убить сначала всех остальных, а потом совершить самоубийство, бросившись со скалы в море? Или даже надеяться доплыть до берега?..

Решение отличное, только к нашему случаю оно не подходит. Совсем не подходит. Во-первых, показания полицейского хирурга. Он прибыл на остров тринадцатого рано утром. Хотя он мало что может нам сообщить, но, по его словам, все найденные на острове были мертвы не менее тридцати шести часов, а может быть, и дольше. А вот в случае с Армстронгом он высказался совершенно определенно. Тело провело в воде не меньше восьми-десяти часов, прежде чем его прибило к берегу. Это значит, что тело попало в воду в ночь с десятого на одиннадцатое – я объясню, почему именно так. Мы нашли место, где его прибило к берегу – тело застряло между двумя камнями на линии прибоя, там остались клочья одежды, волос и так далее. Потом шторм стих, и вода отступила – это видно по следам на камнях.

Однако все это нисколько не мешало ему сначала убрать тех троих и только потом самому прыгнуть в воду. Но тут есть одно непреодолимое обстоятельство. Армстронга из воды вытащили. Мы нашли тело там, куда никакая, даже самая высокая волна не достанет. К тому же оно лежало на земле совершенно прямо, с вытянутыми руками и ногами. Так что ясно одно: на острове был кто-то живой уже после смерти Армстронга.

Помолчав, Мейн продолжил:

– Итого, с чем мы остаемся? Вот каково положение вещей утром одиннадцатого августа. Армстронг «исчез» (утонул). Значит, есть еще трое: Ломбард, Блор и Вера Клейторн. Ломбарда застрелили. Его тело нашли у моря, рядом с Армстронгом. Веру Клейторн нашли у себя в комнате, повешенной. Тело Блора лежало на террасе; голову ему размозжил большой кусок мрамора, который, логично предположить, упал на него из окна, сверху.

– Из чьего окна? – отрывисто спросил помощник комиссара.

– Веры Клейторн. А теперь, сэр, давайте рассмотрим каждый из трех случаев в отдельности. Сначала Филипп Ломбард. Предположим, что это он спихнул тот кусок мрамора на Блора, а потом подпоил и повесил Веру. После чего пошел к морю и застрелился.

– Но если так, то кто тогда забрал у него револьвер? Его-то нашли в доме, на верхней площадке лестницы, у комнаты судьи.

– На нем были чьи-нибудь отпечатки? – уточнил помощник комиссара.

– Да, сэр. Веры Клейторн.

– Но, господи боже мой, значит…

– Я знаю, что вы хотите сказать, сэр. Убийца – Вера Клейторн. Это она застрелила Ломбарда, принесла в дом револьвер, скинула мраморную глыбу на Блора – и потом повесилась… Мы и сами так думали, но недолго. В ее комнате нашли стул, на сиденье – следы от водорослей, такие же, как на туфлях Веры. Впечатление такое, как будто она встала на этот стул, накинула петлю на шею и оттолкнула стул. Однако вся беда в том, что стул нашли не на полу рядом с ней, где он должен был бы лежать в таком случае. Стул стоял у стены, в одном ряду с другими. Значит, кто-то поставил его туда уже после смерти Веры Клейторн…

Остается Блор – но если мне скажут, что это он застрелил Ломбарда, потом убедил Веру повеситься, а потом пошел и уронил себе на голову здоровенный кусок мрамора, привязав к нему, например, веревочку, то я, извините, не поверю. Люди обычно не совершают самоубийств подобным образом – да и вообще, Блор был не из тех, кто кончает с собой. Мы с вами знали его лично – вряд ли этого типа можно заподозрить в пристрастии к абстрактно понятой справедливости.

– Согласен, – сказал помощник комиссара.

– Более того, сэр, – добавил инспектор Мейн, – на острове просто должен был быть еще кто-то. Тот, кто прибрался, когда все кончилось. Но где он был, пока умирали люди, – и куда девался потом? Рыбаки из Стиклхэвна уверены, что никто не мог покинуть остров раньше, чем туда пришла первая лодка. Но в таком случае… – Он умолк.

– В таком случае… – повторил за ним помощник комиссара.

Инспектор вздохнул, покачал головой, подался к нему и спросил:

– В таком случае, кто же их всех убил?

С ранней юности я осознавал противоречивость своего характера. Начать с того, что я неизлечимый романтик. В детстве, читая истории о приключениях, я неизменно очаровывался одним и тем же событием – в море бросают бутылку с важным посланием внутри. С годами его притягательность нисколько не стала для меня слабее, и потому я решил записать свое признание, вложить в бутылку, запечатать ее и вверить волнам. Я верю, что мое признание имеет сто шансов против одного быть найденным (или я себе льщу?), а значит, и тайна загадочного убийства будет раскрыта.