Николас Блейк - «Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

Но он туда не доберется. Напасть на него они не посмеют из страха перед взрывом бомбы, однако у него недостаточно сил, чтобы преодолеть переход. Питер чувствовал, как снова затуманивается сознание. Тули сказал, что они глубоко под землей. Питер надеялся, что это правда. Ему не хотелось губить невинных людей. Он молча подбрасывал бомбу в руке. Так, на крикетном поле, Питер поигрывал мячом в конце овера, прежде чем бросить его новому боулеру. Движение было бессознательным. Питер лишь прикидывал, куда лучше всего швырнуть бомбу, чтобы эта адская кухня наверняка взорвалась, но пятеро мужчин сморщились и зажмурились.

– Эй, послушай, приятель, – дрожащим голосом произнес один из них. – Давай на этом завершим. Мы тебя отпустим. Честно.

Сжав зубы, Питер Бретуэйт оторвался от поддерживавшей его скамьи. Он встретит свой конец стоя прямо, не как эти трусы, унижающиеся там, у стены. Последние слова Питера были характерными для него и достойными его жизни и смерти.

– Что ж, я всегда любил фейерверки, – сказал он и точным ударом, который прежде приводил в замешательство многих уверенных в себе игроков, метнул бомбу на высоте перекладины калитки в груду снарядов в дальнем углу арсенала…

Идущий по граничившей с пустырем дороге полицейский почувствовал, как задрожала под его ногами земля. Мощный, глухой, сдавленный хлопок и грохот донеслись, казалось, из-под земли. Полицейский этот вырос в шахтерском поселке, ему доводилось и раньше слышать подобный звук, и он понимал, что это означает. Но здесь под землей штреков не было. Его внимание привлекла заброшенная фабрика. Она сотрясалась, обваливалась, стены падали друг на друга и сползали на землю, как сланец.

– Эй, что это? – воскликнул он, засвистел в свисток и побежал к пустырю…

В Трент-Бридже только начинался второй овер. Джо Марстон брал разбег, чтобы бросить мяч, но не успел он домчаться до линии, как зеленое поле содрогнулось, и с калиток в обоих концах поля упали перекладины. Джо Марстон остановился.

– Это землетрясение? – обратился он к судье.

Какой-то остряк крикнул с трибуны:

– Эй, Джо, ты набираешь вес!

Толпа заревела. Прощальные, не хуже любых других, слова в память о Питере Бретуэйте.

Вот так, в темных переулках, в ничего не ведающих деревнях, на углах улиц, в сумрачных лавчонках и в не меньшей степени за зеркальными стеклами больших контор или элегантными фасадами загородных поместий велась необъявленная война между людьми сэра Джона Стрейнджуэйса и «А.Ф.». Ближе к осени кампания Чилтона Кэнтелоу в поддержку его плана помощи безработным стала чередоваться с известиями о европейском кризисе и слухами о нем, чтобы не давать нервам Британии расслабиться. Подобно первым симптомам чумы, по всей стране начали происходить разные инциденты. Беспорядки здесь, попытка политического убийства или неожиданный всплеск саботажа там, внезапная паника на бирже, намеки и сплетни тревожили спокойную поверхность английской жизни. Общественное мнение недоумевало, в нем нарастало возмущение. Европейские диктаторы продолжали свое триумфальное шествие. Наше правительство, думал рядовой обыватель, похоже, потеряло самообладание, за границей оно заключало договор за договором, а дома колебалось в отношении плана Чилтона, который вызвал всеобщее воодушевление. Это возмущение со знанием дела использовалось «А.Ф.», политика которого заключалась в том, чтобы, постоянно ставя нынешнее правительство в неудобное положение, дискредитировать сам принцип парламентского правления.

События осени скоро вытеснили из памяти людей то девятидневное августовское удивление, когда газеты пестрели заголовками об исчезновении знаменитого игрока в крикет. Эта сенсация низвела до уровня четверти колонки на проходной странице сейсмическую активность, ощущавшуюся на поле Трент-Бридж и в ближайшей округе. Несколько газетных юмористов отпустили шуточки по поводу сравнительной новостной ценности землетрясения и английских игроков в крикет, но никакой более тесной связи, насколько было известно публике, между двумя этими событиями не выявили. С Фрэнка Хэскингса, получившего записку Питера и направившего полицию к дому 420 по Истуэйт-стрит, взяли подписку о неразглашении тайны. Полиция обнаружила, что подвал Сэма Сильвера вместе с его мебелью как-то уж очень странно искорежен взрывом. Пробившись через заваленные переходы, они увидели достаточно, чтобы понять, что происходило в подземном помещении. Сэр Джон Стрейнджуэйс организовал сообщение, будто случайно взорвался секретный склад оружия ИРА; сам же он, вытесняя из памяти веселое лицо Питера Бретуэйта и знакомую фигуру, которую никогда больше не увидит в «Лордсе», занялся планом, полученным от Джорджии.