Николас Блейк - «Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике

– Я только что вспомнил, – сказал он жене через плечо. – Джунис упоминала одну девушку, которая пошла к нему лечиться, а через несколько месяцев ей стало хуже, чем было до лечения. Алло. Могу я поговорить с мисс Джунис Эйнсли? Это Найджел Стрейнджуэйс. Добрый вечер, не могли бы вы назвать мне фамилию и адрес…

Последовал короткий разговор. Положив трубку, Найджел повернулся и скорчил Джорджии гримаску.

– Узнал, что хотел? – спросила жена.

– Да. О да, узнал.

– Только не говори, что и ее тоже убили.

– Нет. Но Джунис сказала, что несколько дней назад Блаунт просил у нее ту же информацию.

О результатах расследования Блаунта Найджел узнал лишь неделю спустя. На это время он позволил себе забыть о деле, поскольку считал, что нельзя предпринять следующий шаг, пока не будут собраны новые сведения о докторе Боуджене и Элизабет. К тому же, зачем тратить попусту силы на розыски, произвести которые у Блаунта больше возможностей и полномочий? Телефонный разговор с инспектором утвердил его во мнении, что полиция упорно занимается кругом знакомств Элизабет и копается во врачебной практике Боуджена.

Потом, однажды утром, когда Джорджия ушла работать в Комитет по делам беженцев, а Найджел писал свой военный дневник, зазвонил телефон. Это был инспектор Блаунт. Он хотел, чтобы Найджел пригласил сегодня Эндрю Рестэрика и Уилла Дайкса на обед, но не говорил им, что позднее он и сам придет.

– Так значит, я буду вашей подсадной уткой, инспектор? – съязвил Найджел. – Вашим троянским конем? А возмещение от Департамента уголовного розыска я получу?

– Я просто подумал, что у вас на квартире было бы уютнее, – ответил Блаунт, как всегда лаконичный, и повесил трубку.

И Дайкс, и Эндрю тем вечером были свободны, поэтому Найджел перезвонил инспектору сказать, что обо всем договорился. В половине восьмого пришел Эндрю Рестэрик. Несколько минут спустя перебранка на улице внизу возвестила о прибытии Уилла Дайкса.

– Хлыщи проклятые! – воскликнул писатель, поздоровавшись с хозяевами и их гостем. – Как же они любят войну!

– Снова ввязались в неприятности с полицией? – осведомился Найджел.

– С особым констеблем. Я просто посветил фонарем на дверь, чтобы понять, тот ли это номер, а какой-то юный зануда в форме вдруг заявил мне, что я Гитлер, собственной персоной. «Молодой человек, – говорю я ему, – я был антифашистом, когда у вас еще зубы мудрости резались, если они вообще у вас появились, в чем я очень сомневаюсь».

Джорджия улыбнулась:

– Полагаю, он не слишком хорошо это воспринял.

– Заявил, что просто выполняет свой долг. А я ему на это: «Можно выполнять свой долг и повежливее, мой юный петушок», так прямо и сказал. Но сами посудите: стоит дать мелкому буржуа толику власти, и он раскомандуется почище Геринга. Да, спасибо, от стаканчика шерри не откажусь. На улице лютый холод.

– Вам вскоре предстоит новая стычка с полицией, – сказал Найджел. – После обеда зайдет инспектор Блаунт.

– Ах он… против него я ничего не имею. Даже привыкать к нему начал. Мы довольно часто виделись в последнее время.

– Вот как? Он вам что-нибудь рассказывал? Как продвигается следствие? – спросил Эндрю.

– Инспектор не выдает сведений, он их выуживает. Захотел получить список всех людей, кого я встречал в обществе Элизабет. Восхищаюсь этим малым, он хорош в своем деле. Да, Блаунт в порядке. Но хотелось бы, чтобы он наконец решился – либо арестовал меня, либо оставил в покое. Не слишком приятно, когда вокруг твоего дома крутятся полицейские в штатском. Соседи начинают судачить, сами понимаете.

– Довольно мелкобуржуазная реакция с вашей стороны, Уилл, – поддел его Эндрю, глаза у него лукаво блеснули.

Писатель задиристо выпятил нижнюю губу и с вызовом взглянул на Эндрю.

– Пора бы вам познакомиться с реальными фактами, Рестэрик. И один из них таков: нужно заполучить уйму денег, прежде чем сможешь позволить себе не быть респектабельным.

– Удар под дых.

– Там, откуда я родом, моральный кодекс довольно прост. Рискну сказать, вы назвали бы его неотесанным и грубым, но он неотъемлемая часть жизни, которой нам приходится жить. Не навязывается искусственно и не принимается лишь для проформы, как ваш.

– Если таковой вообще существует, в чем я очень сомневаюсь, – пробормотал Эндрю.