Судья с трудом сдержал крик. Вдруг девушка выскользнула из-под зверя и изящно вскочила на ноги. Затем погладила медведя по голове и, ухватив его за ошейник, отвесила низкий поклон. Под грохот аплодисментов она увела животное со сцены.
Судья Ди вытер испарину со лба. Находясь в возбуждении, он совершенно забыл о простуде, но теперь снова почувствовал, что у него сильно болит голова. Он хотел встать, но настоятель удержал его:
— А сейчас господин Цзун Ли, поэт, произнесет эпилог.
Молодой человек с тонким гладким лицом появился в центре пустой сцены и, поклонившись, начал читать звонким, хорошо поставленным голосом:
К вам обращаюсь я, господа и дамы!
Монахи, послушники и братья-миряне,
Терпеливо следите за нашим представлением
Про мятущейся, бедной души волнения,
Души, терзаемой Невежеством и Сомнением.
Держитесь поставленной цели —
вот мое мнение!
И, сколько б темные силы, вас ни смущали,
Истина — Дао вас минует едва ли.
И Высшую Мудрость возвещу
в неловких строках:
Разум с Истиной развеют мерзостный мрак,
Смертоносных теней рассыплется стая,
Ив Свете Вечном утренние облака растают.
Он еще раз низко поклонился и покинул сцену. Оркестр заиграл финальную мелодию.
Судья Ди вопросительно смотрел на настоятеля. Последняя строчка, где говорилось, что «растают утренние облака», произнесенная в монастыре Утренних Облаков, показалась судье особенно неуместной, даже грубой. Настоятель грозно повернулся в сторону хозяина труппы:
— Приведите сюда этого поэта! — И, обратившись к судье, добавил: — Наглый мерзавец!
Когда молодой человек предстал перед ними, настоятель с раздражением спросил:
— Что побудило вас добавить эту последнюю строку, господин Цзун? Она полностью испортила благостную атмосферу нашего торжества.
Молодой человек казался совершенно спокойным. Он бросил на настоятеля насмешливый взгляд и с улыбкой ответил:
— Вы говорите о последней строке, досточтимый настоятель? А я опасался, что вам покажется неудачной предпоследняя строка. Дело в том, что не всегда легко подыскать правильную рифму.
Настоятель уже готов был дать наглецу сердитую отповедь, но Цзун тем временем безмятежно продолжал:
— Разумеется, сочинять короткие стихи значительно проще. Вот такой, к примеру:
Один настоятель — в зале,
Другой настоятель — под полом.
Два настоятеля...
Но как же они несхожи!
Монахам один проповедует,
Другой — червей наставляет.
Настоятель сердито ударил посохом об пол. Лицо у него подергивалось. Судья Ди ожидал взрыва ярости, но настоятелю удалось взять себя в руки. Он холодно произнес:
— Можете идти, господин Цзун, — и поднялся.
Судья заметил, что руки у него дрожат. Пробормотав несколько вежливых фраз, судья Ди откланялся. Когда они с Дао Ганем шли к выходу, судья сказал:
— Сейчас мы пойдем в гримерную к актерам. Мне нужно поговорить с этим Мо Модэ. Знаешь, как туда пройти?
— Да, ваша честь, это на том же этаже, где мне отвели комнату, в одном из боковых коридоров.
— Никогда не встречал такой запутанной планировки, — проворчал судья Ди. — И как это может быть, чтобы у них не было даже хоть какой-то схемы монастырской территории? Им законом предписывается иметь план!
— Казначей утверждает, господин, что часть монастыря по ту сторону от храма закрыта для всех, кроме настоятеля и высокопоставленных монахов. Ее нельзя изображать на чертежах или рисунках. Правда, он признает, что без плана им тоже очень неудобно. Даже сами монахи иногда не могут найти здесь дорогу, уж слишком этот монастырь большой.
— Дурацкая ситуация! — Судья был раздражен. — Они полагают, что стоят выше закона только потому, что Императорский двор проявляет благосклонность к даосской вере. Говорят, что влияние буддистов при дворе также возрастает. Не знаешь, что хуже!..
Ди подошел к дежурному монаху и сказал ему, что после того, как сменит платье, он хотел бы, чтобы кто-то из послушников проводил его в покои наставника Суня. Дао Гань одолжил у монаха фонарь, но судье Ди и его помощнику пришлось некоторое время ждать, пока мимо них чередой проходили монахи, покидавшие зал.
— Взгляни на этих крепких парней! — с неудовольствием произнес судья Ди. — Им следовало бы выполнить свой долг перед обществом, жениться, воспитывать детей! — Он чихнул.
Читать дальше