Роберт Гулик - Поэты и убийцы

— Утешил, называется! — пробормотал судья Ло.

Он откинулся на подушки и смиренно сложил руки на животе.

Через некоторое время они вновь оказались на ровной площадке. Паланкин остановился. Вокруг слышался глухой шум голосов.

Процессия добралась до плоской возвышенности, открытого пространства среди гигантских сосен. Благодаря синевато-зеленому цвету хвои этих деревьев Изумрудный утес и получил свое название. Впереди, у самого обрыва, стоял открытый со всех четырех сторон одноэтажный павильон, тяжелую крышу которого поддерживали ряды толстых деревянных колонн. Утес нависал над глубоким узким ущельем. Напротив возвышались два горных хребта. Первый из них находился примерно на одном уровне с павильоном, а второй вздымался в исчерченное красными полосами небо. На другом краю утеса виднелся небольшой храм, его остроконечная крыша наполовину скрывалась в ветвях высоких сосен. Перед храмом выстроились маленькие ларьки, где торговали едой. Сейчас они были закрыты из-за визита судьи. Повара Ло устроили возле них кухню прямо под открытым небом. Вокруг расставленных среди деревьев столов суетились слуги с полными еды корзинами и большими кувшинами вина. Там будут отмечать праздник стражники, военные и другие служащие суда. Носильщики и кули подъедят и выпьют то, что останется.

Когда судья Ло стоял у переднего паланкина, приветствуя академика и придворного поэта, показалась фигура Могильщика Лу. Он подоткнул полы своего выцветшего синего платья под заменяющую ему пояс веревку, явив всему миру крепкие волосатые ноги. Узелок с одеждой он по-прежнему нес на перекинутой через плечо палке, как это делают крестьяне.

— Могильщик, вы выглядите как заправский горный отшельник! — крикнул академик. — Из тех, что живут не тужат, питаясь только сосновыми семечками да утренней росой!

Тучный монах ухмыльнулся, обнажив потемневшие неровные зубы и продолжая путь к храму.

Судья Ло повел своих гостей по усыпанной хвоей дорожке к гранитным ступеням павильона, основание которого было слегка приподнято над землей. Судья Ди, который шел последним, заметил, что трое солдат не последовали за остальными к импровизированной кухне. Они присели под высокой сосной, которая росла примерно посредине между храмом и павильоном. На них были железные шипастые шлемы, а за спиной у каждого висел меч. Судья узнал плечистого десятника, которого видел в суде. Это были конвойные, которых губернатор отрядил сопровождать поэтессу. Судья Ло взял на себя ответственность за Юлань только на время, пока та находилась на территории его резиденции. Теперь, вне судебной управы, конвой снова был настороже. Неудивительно, ведь они отвечали за узницу головой. Однако их присутствие, омрачавшее веселую загородную вылазку, неожиданно вызвало у судьи приступ тревоги.

Судья Ди проследовал за остальными в павильон. Все быстро выпили горячего чая, а потом судья До отвел гостей к резной мраморной балюстраде на краю обрыва. Стоя у низких перил, они молча наблюдали, как опускается за горы красный диск заходящего солнца. Затем над ущельем начала быстро сгущаться тьма. Наклонившись через ограждение, судья Ди увидел отвесную кручу. До дна пропасти было, вероятно, более тридцати чи. От горного потока, который вихрился водопадами среди зазубренных скал далеко внизу, поднимался густой туман.

Придворный поэт повернулся.

— Незабываемое зрелище! — благоговейно произнес он. — Хотел бы я запечатлеть его великолепие в нескольких строках, пробуждающих воспоминание...

— Только бы ваши строки не повторяли мои! — со слабой улыбкой перебил его академик. — Когда я впервые посетил это знаменитое место — сопровождая государственного советника Чу, — то написал четыре строфы о здешнем закате. Насколько я помню, советник велел вырезать их тут на стропилах. Давайте посмотрим, Чан!

Все отправились изучать десятки больших и малых дощечек, прикрепленных к стропилам павильона, на каждой из которых были изречения и стихи знаменитых посетителей этого места. Академик приказал слуге, который зажигал напольные лампы, поднять одну из них повыше. Глядя вверх, придворный поэт воскликнул:

— Да, Шао, вон ваше стихотворение. Висит очень высоко, но я все равно могу разобрать текст. Прекрасный классический стиль!

— Я ковыляю на костылях старых цитат, — сказал академик. — Но вообще-то, для моего стиха могли бы найти место и получше. Ах да, теперь я вспомнил! Советник назвал тогдашнее событие «Встреча под облаками». Кто-нибудь предложит хорошее название для нашего теперешнего собрания?