Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

Шешковский окинул быстрым взглядом злобно сверкающую на него глазами девицу, м-да… Синявский считал, что Фекла похожа на его матушку, но сам Шешковский в образе камер-юнгферицы ясно видел черты своего погибшего товарища. Тот же низкий упрямый лоб, те же широкие плечи и короткая шея, те же пронзительные зеленые глаза. А ведь именно он, Шешковский, повинен в том, что девица осталась без родителя. Впрочем, так ли виноват? Много раз Степан прокручивал в голове тот последний допрос Синявского, когда Антоха изловчился, выхватив ушаковскую шпагу так быстро, как он, Шешковский, в жизни бы не сумел. Удивительно, как не опростоволосился и заколол приятеля раньше, чем тот успел убить Андрея Ивановича. Смертельный удар. Мог ли Степан ударить под другим углом? Но как он ни пытался вспомнить свои движения, ничего не получалось. Иногда ему даже казалось, что Антон сознательно выбрал такой конец, не хотелось ему умирать на дыбе, испытывая адские мучения, а так…

– Фекла Антоновна Синявская? – стараясь четко выговаривать каждое слово, начал он допрос.

Немало удивленный писарь поднял лицо, вглядываясь в задержанную. Экзекутора в Гостилицы никто вызывать не стал, к чему, все одно преступников привезут в крепость.

– Может, Антоновна, а может, и Ивановна, а может, еще как, про то не ведаю, – поперхнулась недобрым смехом девица. – А фамилия у меня по матушке, так как…

– Понятно. – Степан отвернулся от юнгферицы, постоял с минуту молча, а потом, резко обернувшись, выпалил в залитое веснушками лицо, в болотную зелень недобрых глаз. – Где Софья Шакловитая?! Отвечай, мразь!

– Про то, где матушка, не знаю, – девица поежилась, в комнате было прохладно, – должно быть, далече уже. А что ей здесь делать-то, господин хороший? Меня к месту приставила, приданым обеспечила, в приличную семью ввела, пора и свою жизнь налаживать. Вот заезжала в Ораниенбаум, прощалась.

– Заодно отравив Анастасию Гагарину?

– Да кто же ее знает, мамку-то, может, и отравила, – простовато пожала плечами Фекла. – Так эта стерва про меня давно догадалась и хотела Ее Величеству пожаловаться. Нешто мамка свое единственное чадо в беде бросит? Вот и угостила пирожными вкусными эту задаваку Гагарину. Я видела, как лакей кофе с пирожными принес, а потом мама эти самые пирожные каким-то порошком посыпала. Но откуда мне знать?

– А сами вы эти пирожные ели?

– Мне она не велела. Сказала, я и так толстая, а княжна ела, она лимонные страсть как любила, жаль, сестре ее, поганке, тогда ни крошечки не досталось. Жаль.

– Ваша мать Софья Шакловитая и ваш отец Антон Синявский сначала заманили Евдокию Самохину и убили ее, потом перехватили карету, в которой везли настоящую Полину Самохину, и…

Лицо арестованной оставалось спокойным, на губах блуждала идиотская улыбка, но глаза, глаза говорили, что девица уже предчувствовала удары бича, а затем долгую, скорее всего, длиной в целую жизнь ссылку.

– Таким образом, вы заменили Полину Самохину, и никто не опознал подмены. Сестра убита, родители – угорели, тетка померла от медленного яда, которым ее потчевала Шакловитая. Я правильно понял, чета Самохиных померла точно так же, как бывший супруг Софьи Егоровны?

– С Лестока спрашивайте! – не выдержала Фекла. – Почто он матушке столько отравы выдавал, что ей и на мужа, и на Самохиных этих, и на Настьку Гагарину хватило.

– А Дарью Гагарину вы кирпичом по голове ударили? А Крузе вы таким снотворным угостили, что она подняться не могла и, если бы не цесаревна, погибла бы в доме?

– Скажете, и дом я порушила?! – нервно рассмеялась Фекла. – Мне до смерти надоела Дашка, а Крузе, так она не раз говорила, что меня сечь нужно как сидорову козу. Что я бревно тупое, глушь непроходимая, глупа как пробка! А она сама дура! Вот. Вокруг меня уже галантные кавалеры точно мухи кружились, а она – розгами… Матушка мне не для того жизнь устраивала, чтобы какая-то Крузе меня на хлеб и воду сажала!

– Иными словами, вы признаете, что пытались убить статс-даму Крузе?

– Нет уж. Эту не признаю! – Фекла поднялась и, подбоченясь как купчиха, вразвалочку пошла на Шешковского. – Матушку мою спрашивайте, стала бы я людей травить? Да я и не знаю, как это делается. Да меня бы живо обыскали и пузырек обнаружили. Нешто не ведаете, какие у нас тут строгости? Сама она, дура, снотворного накушалась, а меня обвиняете. Да если бы мне было нужно, уж я, наверное, взяла бы кочергу, подождала, когда все лягут, и…

Вина Феклы в ранении Дарьи Гагариной и убийстве ее служанки была доказана.