С. Ван Дайн - Священный скарабей

— Не знаю, — сказал Маркхэм. — В том, что вы говорите, Вэнс, кое-что есть, но с другой стороны…

— Простите, господа, — прервал его Хис. — Я иду поговорить с Хеннесси и сейчас вернусь, — и он удалился.

Блисс, казалось, не обращал никакого внимания на это обсуждение вероятности его вины. Он сидел, откинувшись в кресле, и смотрел на пол. У него был трагичный, сломленный вид. Когда сержант вышел, он медленно повернулся к Вэнсу.

— Ваш детектив прав, — сказал он. — Все против меня. Все. Если бы я только не заснул сегодня утром, я бы знал, что все это значит. Мой скарабей, этот финансовый отчет, эти отпечатки пальцев, это ужасно, ужасно!

— Это слишком ужасно, доктор, — успокаивающе ответил Вэнс. — В этом наша надежда на разгадку.

Он прошел к полке и остановился, разглядывая ее. Хани вернулся к своей молитвенной позе перед Тети-Ширет, а Скарлетт нервно расхаживал по комнате. Хеннесси молча вошел в большую дверь и остановился на лестнице, держа руку в правом кармане. В эту минуту открылась маленькая дверь наверху винтовой лестницы, и Хис появился из кабинета доктора Блисса. Он спустился, держа руку за спиной. Подойдя к Блиссу, он несколько мгновений мрачно смотрел на него. Потом вдруг протянул вперед ту руку, которая была за спиной, — в ней была белая полотняная теннисная туфля.

— Это ваша, доктор? — спросил он.

— Да, конечно, моя.

— Держу пари, что так! — сержант подошел к Маркхэму и показал ему подошвы туфель.

Я увидел, что резиновая подошва была испещрена маленькими полосками, а на каблуке был узор из кружков. Но я весь похолодел, увидев, что подошва была вся покрыта засохшей кровью.

— Я нашел эту туфлю в кабинете, мистер Маркхэм, — сказал Хис. — Она была завернута в бумагу и лежала на дне бумажной корзины.

Маркхэм заговорил не сразу. Он перевел взгляд с туфли на Блисса и, наконец, остановил его на Вэнсе.

— Я думаю, это решает дело, — сказал он решительно. — У меня не остается другого выхода…

Блисс вскочил на ноги и бросился к сержанту.

— Что это? — воскликнул он. — Какое отношение эта туфля имеет к смерти Кайля? — тут он заметил кровь. — О, Боже милосердный! — простонал он.

Вэнс положил ему руку на плечо.

— Сержант Хис нашел тут следы, доктор. Следы эти были сделаны одной из ваших теннисных туфель.

— Но как это может быть? Я оставил эту туфлю наверху в своей спальне прошлой ночью и утром спустился в домашних туфлях. Что-то дьявольское совершается в этом доме.

— Что-то дьявольское, да. Что-то несказанно дьявольское. Но будьте спокойны, доктор Блисс, я это выясню.

— Мне очень жаль, Вэнс, — голос Маркхэма звучал сурово, — я знаю, что вы не верите в виновность доктора Блисса, но я вынужден исполнить свой долг. Я не исполнил бы его, если бы ввиду таких улик не начал действовать. И, в конце концов, вы тоже можете ошибаться. Во всяком случае, долг мой ясен. Сержант, арестуйте доктора Блисса по обвинению в убийстве Бенджамина Кайля.

Я часто видел Вэнса в моменты резкого расхождения с Маркхэмом. Обычно, он принимал циничный и небрежный вид, но сейчас в его манерах не было ни легкомыслия, ни игривости. Он был мрачен и спокоен. Глубокая морщина бороздила его лоб, и в его холодных серых глазах сквозило раздражение. Он стиснул зубы и засунул руки в карманы. Глаза его от Блисса скользнули на неподвижную фигуру Хани, стоявшего к нему спиной. Но глаза его как будто ничего не видели.

Хис был, наоборот, в восторге. С довольной улыбкой на лице он окликнул детектива, стоявшего на лестнице.

— Хеннсси! Велите Сниткину вызвать автомобиль из участка. Потом идите за Эмери и приведите его с собой сюда.

Хеннесси исчез, а Хис стоял, наблюдая за Блиссом, как кошка за мышью.

— Вам нет надобности проводить доктора через книги и снимать с него отпечатки пальцев в ближайшем участке, — сказал Маркхэм. — Пошлите его прямо в главную квартиру. Я беру на себя всю ответственность.

— Отлично, сэр. — Сержант казался очень довольным. — Хотел бы я поговорить с этим младенцем наедине!

Блисс между тем собрался с духом. Он сидел прямо, закинув голову назад, глаза его были устремлены в пол. Ни колебания, ни страха в его манерах не было. Перед лицом неизбежного он готов был принять его со стоической решимостью.

Скарлетт, наоборот, казался парализованным. Рот его был полуоткрыт, глаза с ужасом были устремлены на его начальника. Только один Хани оставался спокойным и продолжал смотреть на статую Тети-Ширет.