С Царской площади мне одна дорога – мимо Шато-де-Флер. Наш Киевский Париж, право слово. «Дим-Димыч, прокати нас! Ну, пожалуйста!..» Это в фельдиперсовых чулках и мимо-юбочках кричат и машут мне своими лилейными ручками танцовщицы кафешантанов Шато. Считается, что они так курят – с длиннющими мундштуками дамские папиросы «Сильва». Их хозяин француз Близубье покурить у входа выпускает только самых красивых и ногастых – живая реклама его заведения. Вообще-то полицейскими правилами это запрещено: с такими ножками и декольте махать ручками проезжающим, гуляющим. Городовые очень любят танцовщиц в униформе забирать к себе в участок, что выше по Александровской улице. [6] Сейчас здесь гостиница «Киев».
Так что и Близубье, и девчата рискуют. Согласно полицейской отчетности – все это «уличные бесчинства», а бравые юнтеры-городовые их пресекают, вот и статистика по городу хорошая, полиции работа видна. Это вам не драку грузчиков с пристани в трактире «Порт-Артур» растаскивать. Там бутылем хлебного вина «Трехпробная» голову проломят и фамилии не спросят…
Сворачиваю на Петровскую аллею. Тоже крепко не разгонишься. Согласно решению Городской думы, полагается по аллее этой «гулять и кататься на экипажах». Так я и гуляю, и катаюсь, экипаж у меня опять же. Короче, все соблюдаю и не нарушаю. Положено не более двадцати верст в час – даю 20.
«Параграф 19. Езда автомобилей вперегонку воспрещается…» Хотел бы, да не с кем, одни извозчичьи фаэтоны вокруг. Педалью добавляю потихоньку топливную смесь; рычагами, одним – переключаю скорость, другим – регулирую, на всякий случай, приводной ремень. Ускоряюсь. Начинается Козловка, а это значит: мои английские рессоры и данлоповские покрышки против киевских булыжников. Хотел бы еще быстрее, а не получится – затрясет.
Уличные фонари давно закончились, впереди темень. Зато на моем «ройсе» фары огромные, каждая с поднос из трактира «Днепровские раки», включил и пронзаю ночь, как Змей Горыныч – говорят, раньше в этих местах он и водился, даже видели его.
Грохот; на колдобинах, выбоинах и ухабах вся конструкция вместе со мной лихо подпрыгивает, не «ройс», а шайтан-арба какая-то. Замостила Городская дума дорогу, скорее бы на грунтовой укатанный участок выбраться.
Справа красивые, как пряничные домики, корпуса детской больницы, [7] Сохранились до сих пор.
притормаживаю. Поздно уже, детишкам спать пора, а я тут со своей четырехскоростной грохоталовкой прямо под окнами – нехорошо. Проезжаю мимо на положенных двадцати верстах в час. Проехал. Только за рычаг переключения скоростей взялся – длинный свисток и два коротких. Из кустов прямо на дорогу выкатывается собственной персоной известный всем киевским автомобилистам околоточный надзиратель Люшня, и с ним еще двое саблями мне машут. Со стороны поглядеть: глухомань, ночь, ни души вокруг, и вдруг – трое из кустов, все в белом. Это наша полиция еще в летнем ходит, форма такая. Будь со мной дама – вот бы визгу было …
– Так, господин Чарута, превышаем, стало быть, скорость, лихачим, фарами слепим, – заскрипел своим наждачным фельдфебельским голосом Люшня. – За версту ваше авто и видно, и слышно! Думаете, сударь, раз дорогущую английскую машину купил, то и нарушать можно?..
«И чего это они в кустах прятаться надумали, да еще в эту пору?» – недоумевал про себя я.
Вслух же начал перехватывать инициативу:
– А чем докажете, что я скорость превысил? Я, наоборот, возле детской больницы сбросил, ей-богу, сбросил…
– Вот, вот, тут до вас купец первой гильдии Близнюк на своем «форде» тоже гнал как угорелый, и тоже с нами в подобные пререкания вступил. «Докажите, мол!» – ну и прочее. А мы доказывать ничего не будем! Я, извольте видеть, в полицию переведен из гвардии, Станислава первой степени имею. Счас мы тебя, любезного, в протокол, уплатишь штраф. На вас, на ездунов, от обывателей одни жалобы. Вот еще парочку таких субчиков изловим и по домам, а то поздно уже.
Дело швах, что еще тут скажешь? Ничего не нарушал, но что мое слово против бывшего гвардейца и двух юнтеров-городовых в придачу. Качала и Шатала, будь они неладны. Не, пора специальную автомобильную дорожную полицию заводить, людей брать туда честных, нас, шоферов, любящих братской любовью…
Один из городовых тем временем начал слюнявить химический карандаш и потихоньку заполнять на меня протокольчик-бяку. Люшня с другим закурили, тихо переговариваясь. Я сел на заднюю подножку и принялся разглядывать ночное небо: интересно, где какое созвездие? Самое время вспомнить, чему в гимназии на уроках астрономии учили…
Читать дальше