Майкл Иннес - Остановите печать!

– И уж извините, но мы не знали, кому отвели эту комнату, – продолжила Белинда. – Как не могли заподозрить, что вы ложитесь спать в такую рань.

С неожиданным проворством Топлэди выбрался из-под одеяла.

– Мне просто показалось, – доверительно сообщил он, – что небольшой послеобеденный отдых поможет предотвратить простуду, которую я способен был подцепить по дороге сюда.

Впрочем, он тут же с искренним сожалением о своих словах посмотрел на Белинду.

– Только не подумайте, что я посчитал наше путешествие хоть сколько-нибудь неудобным. Нам было вполне комфортно, а по пути мы коротали время за обсуждением весьма интересных тем. Но на пересадочной станции… – Однако, сочтя рассказ о происшедшем после пересадки излишним, он осекся и поспешил запахнуться в добротный домашний халат.

Патришия между тем продолжала с серьезным видом ползать по полу. Топлэди некоторое время смотрел на нее как студент, которому предложили сдать экзамен на знание этикета и правил хорошего тона, после чего сам опустился на колени.

– Быть может, – предположил он, – я смогу вам чем-то помочь?

– Для вашей информации. Мы ищем здесь следы красной краски. Понимаете, зловредный шутник снова начал действовать.

– О, мой бог! Надеюсь, он не нарисовал новую оскорбительную карикатуру? – Топлэди стал пристально оглядывать ковер, словно ожидая, что краской окажутся испачканными все его четыре угла.

– Между прочим, мне приходило в голову, что злодей может посчитать сегодняшнее празднование подходящим моментом для… – Он снова оборвал себя на полуслове. – Послушайте, я не оставлял окно так широко открытым, когда ложился.

– Мы выбирались наружу, – объяснила ему Белинда. – Как чуть раньше это сделал мерзкий шутник со своей краской. Причем в то время, когда вы тут мирно спали.

– Он имел возможность разрисовать и вас тоже, – не удержалась Патришия. – Размалевать в красный цвет, как торговца краской для маркировки овец из романа Томаса Гарди.

Топлэди несколько секунд обдумывал свою связь с персонажем Томаса Гарди, не обнаружил никакого сходства и вернулся к занимавшему всех насущному вопросу.

– Стало быть, этот омерзительный человек вылезал в мое окно?

– Да, но не для того, чтобы рисовать. Он просто написал новое название для этого дома собственного изобретения: Дурость-Холл.

– То есть пока я спал, он выбрался наружу и написал эти слова на фронтоне?

– Если быть точным, то немного ниже. На архитраве. Поперечной балке под фронтоном.

Топлэди предложил девушкам сигареты. Причем в его исполнении это превратилось в род дипломатического ритуала. Он все еще не мог переварить тот факт, что его территория подверглась столь циничному вторжению.

– Как же странно, – сказал он. – Этот шутник вызывает к себе все больший интерес. И поневоле приходится признать, что с каждым разом его выходки становятся все отвратительнее, но и занимательнее.

Он обошел комнату, не заметив, что спичка в его руке погасла, вернулся на прежнее место и задумчиво уставился на коробок.

– Сначала с миссис Бердвайр он проявляет грубость, наглость, но, по мнению некоторых общих знакомых, чьи вкусы не следует, конечно же, принимать за образец, хотя бы и некоторое чувство юмора тоже. Затем, – Топлэди закрыл коробок со спичками, – он действует более тонко. – Коробок снова открылся. – А теперь опять начинает проявлять грубость и наглость. Но в данном случае к этому, как мне представляется, шутник добавил новый элемент: он ведет себя до крайности смело, словно не боится быть пойманным. И вообще ничего не опасается.

– Необходимо лишь выработать соответствующие навыки, – мрачно произнесла Патришия.

– Нет, вы вдумайтесь! – продолжил Топлэди, не обратив внимания на загадочную ремарку девушки. – Такое впечатление, что это смелость ради смелости, и только. Он начинает с того, что покидает безопасный первый этаж и оказывается здесь – то есть в значительно более рискованной ситуации. Потом вместо того, чтобы с легкостью оставить надпись на фронтоне, делает ее на архитраве. Овчинка выделки не стоит. Он добивается почти того же эффекта от своих каракулей (а я не сомневаюсь, что надпись не слишком аккуратно выполнена), но при этом подвергает себя максимальной опасности. В этом уже проявляется своего рода стиль. Да, я определил бы это именно как «стиль» – самое подходящее слово. Он стремился разместить свою надпись точно в том месте, где на подобных домах традиционно и делают надписи, чего бы это ни стоило. Крайне примечательный факт. И можно даже – конечно, чисто гипотетически, – вообразить себе портрет подобного человека.