Анна и Сергей Литвиновы - Черно-белый танец

– Устала, бабуль? Давай я дотру.

– Нет-нет, Сенечка, все нормально…

Сеня обратился за разъяснениями к деду. Тот скривился:

– Я же говорил тебе, Егор Ильич у нас большой начальник. В Москве в пятикомнатной квартире живет в центре города. А мы тут, со своим свиным рылом…

Он широким жестом показал на привычный, родной интерьер: старый стол (щербинки скрывала скатерть), скрипучий секретер (дед то и дело менял шарниры на откидной дверце), протершийся ковер.

Сеня только пожал плечами. Подумаешь!

И вообще этот Капитонов ему заочно не нравился. Тоже мне, благодетель!

Чем, интересно, он может помочь? Экзаменационные билеты, что ли, достанет? Или денег даст на взятку?

…Но ни экзаменационных билетов, ни денег московский буржуй Сене не предложил.

Встреча старых друзей сложилась совсем по-другому.

Во-первых, буржуй вел себя скромно. Особенно в бабушкином присутствии. Даже можно сказать – смущенно. Сеня сам отпирал ему дверь и заметил: пока в коридоре он стоял один, столичный гость и грудь вперед выпячивал, и шею выгибал, словно индюк. Но стоило появиться бабушке, как Капитонов сразу поник, сдулся. Он покорно склонил голову, прикладываясь к ее ручке. В этот момент в коридор вышел и дед. И буржуй вздрогнул, когда дед шутливо сказал:

– О, Егор, да ты в своем репертуаре…

Сеня ждал, что Капитонов будет без перерыва хвастаться своим московским положением. Морщить нос на икру из «синеньких». Кривить морду на их вытертые ковры.

Но буржуй вел себя безупречно. С удовольствием прошелся по всей квартире. Похвалил дикий виноград на балконах и вид из окон. А скатертью с бабушкиной вышивкой восхищался так искренне, что пришлось ее скатывать и дарить ему. И небогатую еду лопал с аппетитом, все нахваливал вяленую ставридку. Сеня сидел смирно, больше помалкивал. Мучился с вилкой в левой руке и внимательно наблюдал за Капитоновым. Что-то странное было в этом буржуе, что-то очень странное…

Глаза. В его глазах прятался… нет, не страх. Какая-то неуверенность, недосказанность. Особенно когда он смотрел на бабушку. А на деда Капитонов и вовсе старался не смотреть, отводил взгляд. Это Сеня тоже отметил.

И только с ним буржуй держался по-свойски, запанибрата.

– Ты, говорят, в МГУ намылился? На факультет журналистики? В курсе, какой там конкурс?

– Семь с половиной, – пожал плечами Сеня. – Это до творческого конкурса. А после него, наверно, будет человек шесть на место.

– Там есть творческий конкурс? Не знал… – удивился буржуй.

– Сеня, принеси нам вина, – попросила бабуля. – И, если у тебя дела, можешь идти. А мы еще посидим…

«А, секретные разговоры!» – чуть не ляпнул Сеня. Но язык все-таки придержал, принес вино и смылся на вечернюю рыбалку.

Сеня не догадывался, что, когда он вернется, судьба его уже будет решена.

У деда – безупречный вкус.

Да и все остальное в нем безупречно: и работа, и зарплата, и образ жизни. Идеал, полубог, неприступный и недостижимый. «Диктатор», – однажды подслушала Настя. Так Егора Ильича назвала мама в разговоре с бабушкой.

Все решения в семье Капитоновых принимал дед. Он даже не трудился создавать видимость, что его женщины тоже имеет право голоса. Просто выносил свой «приговор» – и горе тому, кто пытался его оспаривать.

В сентябре он вызвал Настю к себе в кабинет. Именно вызвал, и именно – в кабинет (обшитую дубовыми панелями комнату с антикварным столом по-другому не назовешь). Приказал:

– Садись, поговорим.

Впрочем, поговорить Насте не удалось – с трудом пару слов вставила.

– Значит, ты собираешься в МГУ. На гуманитарный факультет. На какой конкретно – без разницы, как ты говоришь. Верно?

Настя кивнула. Дед продолжил:

– Объясняю расклад. На филологическом – очень высокий конкурс. Плюс нужно много и осмысленно читать – а этого ты не любишь. И учить минимум три языка. И перспективы по окончании смутные. Переводчик – не профессия. Так, обслуживающий персонал… А идти работать в школу? Учителем? – дед скривил рот. – Далее. Для философского нужно иметь особый склад мышления. И опять же много, и еще более осмысленно, читать. А по окончании придется, в идеале, работать преподавателем марксистско-ленинской философии в вузе. Тоже не сахар. Наконец, остается факультет журналистики… – дед сделал паузу, видимо, ожидая ее реакции.

– Хорошо. Пусть будет факультет журналистики, – покорно сказала Настя.