— Спросите его, — прошептал он, — не импресарио ли он.
— Алло, — сказал Франк. — Мне кажется, есть импресарио, которого так зовут… Ах, это он… Очень хорошо, спасибо… Пусть приезжает, когда хочет… В два часа?.. Прекрасно. Он повесил трубку.
— Вы его знаете?
— Его все знают, — сказал Жак. — Вы никогда не слышали о нем, Жильберта? Я забыла ответить. Жак не мог усидеть на месте.
— Представьте себе только, — говорил он, — Боше в этом доме!
Он вспомнил вдруг, что он страдающий амнезией Поль де Баер и что ему следует сдержать свое возбуждение. На какое-то мгновение он успел позабыть, что играет здесь чужую роль. Не знаю, помнил ли он еще, что любит меня. Он был так поглощен своей страстью к музыке, и теперь настала моя очередь загрустить, почувствовать себя обиженной. Он даже не попытался удержать меня. Я слышу, как он играет, как умеет играть, когда хочет привлечь к себе внимание. Чего ждет он от этой встречи с Боше? Теперь эта мысль мучит меня. Неужели я бы предпочла, чтобы первым посетителем был тот, «другой», которого так опасается Мартен? Но, как это ни глупо, мне тяжело. Каким тоном он сказал мне: «Представьте себе только, Боше в этом доме!» Все остальное было словно сметено ураганом. Нас больше не существовало. Когда Мартен вспоминал Бразилию, голос у него дрожал точно так же; для них всегда существует другая любовь, кроме обычной любви. Пусть уезжает, Боже мой, пусть вырвется отсюда, но благодаря мне.
9 часов вечера
Мне нужно подвести итог, записать во всех подробностях все, что произошло сегодня после обеда. Меня одолевают всевозможные страхи, и я уже просто не способна рассуждать. Жизнь моя полна противоречивых и непоследовательных поступков.
Боше приехал в половине третьего. Дверь ему открыл Жак. Франк, видимо, здорово его проинструктировал, потому что он был еще больше де Баер, чем обычно. Боше — толстяк, небрежно одетый, с черными глазами навыкате, нетерпеливый, страдающий одышкой, от него пахнет погасшей трубкой. Человек он очень светский, из тех, кто вечно торопится. Почтительно поклонившись мне на крыльце, он осмотрел парк и виллу с одобрительным видом и сразу же ввел нас в курс дела. Сам он не является покупателем, покупатель — Борис Проковский, знаменитый пианист.
— Борису нравятся эти места, — пояснил Боше, очень раскатисто произнося «р». (Я за свою жизнь видела немало эмигрантов и сразу догадалась, что он швед.) — Борис очаровательный малый… Вы его знаете?..
— Я сама играю на рояле, в свободное время, — сказала я. А муж мой играет на скрипке.
— Вот как, чудесно.
Но я тут же заметила, что Боше инстинктивно замкнулся. Должно быть, он опасается любителей. Он по-хозяйски вошел в вестибюль. Я наблюдала за Жаком. Он был смущен, чрезмерно предупредителен. Я бы предпочла, чтоб он вел себя более сдержанно. Я дала Боше нужные ему объяснения: дата строительства виллы, расположение комнат.
— Хотите подняться на второй этаж?
— Нет… Незачем… У меня нет времени. Больше всего меня интересует сама атмосфера, вы понимаете меня, дорогая мадам!… Борис стр-р-р-рашно чувствителен к атмосфере.
— Тогда пройдемте в гостиную, хотя бы на минутку. Жак открыл дверь. Он изо всех сил старался походить на де Баера, и я вдруг поняла, почему он так вел себя: он черпал уверенность в изображаемом им персонаже, он держался с Боше как с ровней, поскольку собирался его попросить кое о чем. Боше увидел картину и затем, сразу же, рояль.
— Поздравляю вас, — сказал он. Я позвонила Франку и предложила Боше:
— Не выпьете ли вы чашечку кофе? Боше заколебался.
— Но… Охотно, — проговорил он наконец. — Но извините меня, что не смогу задержаться здесь подольше, как мне того бы хотелось… У меня через час свидание, в Монте-Карло. И поскольку он был хорошо воспитан, добавил без особого восторга:
— Я рад за вас, что вы играете ради собственного удовольствия… Теперь пошла мода на пластинки. Мне немного жаль.
И тогда Жак как в воду бросился, храбро и с той неловкостью, которая позабавила и в то же время покоробила меня.
— Мы очень много работаем, — сказал он. — Сейчас мы разучиваем концерт Брамса. Боше удивленно поднял брови и улыбнулся.
— О! — произнес он, развеселясь. — Это довольно сложно.
Франк поставил поднос между нами и принялся разливать кофе. Боше с чашкой в руках подошел к роялю.
— Буду счастлив послушать вас, — продолжал он. — Борис придет в восторг, когда я расскажу ему…
В голосе его звучала еле уловимая ирония, вполне достаточная, чтобы заставить меня решиться.
Читать дальше