Буало-Нарсежак - Очертя сердце

— Ну разве не прелесть?.. Я предсказываю триумфальный успех… Бедный Фожер! Как бы он был счастлив, будь он сейчас здесь!

Уронив руки, взволнованный до глубины души, Мелио обернулся к ним.

— Итак?

— Нет и нет! — жестко сказала Ева.

— Мсье Лепра, — взмолился Мелио. — Просите вы. Может, вам повезет больше, чем мне.

— Я привыкла решать сама! — отрезала она.

— Ладно, — сказал Мелио. — Я отдам ее кому-нибудь другому.

Ева презрительно усмехнулась.

— Вот оно, наконец. Договаривайте же… Это будет Флора не Брюнстейн, не так ли?

Мелио посмотрел на Лепра, словно призывая его в свидетели.

— Может быть, и Флоранс.

Ева взяла сумочку, перчатки и встала.

— Щепетильность никогда не мешала жить этой особе, — заметила она. — Но вас, мсье Мелио, я считала более деликатным.

— Вы пожалеете о своих словах, мадам, — сказал Мелио.

Пройдя через кабинет, Ева остановилась у двери. Лепра нагнал ее.

— Само собой, вы намерены выпустить эту песню как можно скорее? — спросила Ева.

— Я подпишу контракт завтра же. Она прозвучит в Гала-концерте радиокомпании. Я пущу в ход все средства, чтобы обеспечить успех.

Ева вышла — черты ее лица обострились, вокруг губ залег мертвенно-бледный ободок. Мелио удержал Лепра за рукав.

— Мне очень жаль, — шепнул он. — Постарайтесь что-нибудь сделать.

И он притворил дверь с такой осторожностью, словно возвращался в комнату больного.

Ева остановилась на тротуаре спиной к витрине на улице Камбон. Лепра, стоя на шаг позади, тщетно искал какую-нибудь ласковую фразу, обращение. Ему словно телепатически передавались гнев и тревога Евы, и он чувствовал себя усталым, изношенным, презренным стариком. Он был куда счастливее в былые дни, когда играл в ресторанах без всякой надежды пробиться. Тогда он ничего не ждал. Ему перепадали маленькие радости — прогулка, встреча, бесхитростная возможность насладиться, играя для самого себя, какой-нибудь страницей Моцарта. Он мечтал о великой любви. Вот она!

Ева первая взяла его под руку и улыбнулась. И он снова, в который раз, был сбит с толку. Жизнестойкость этой женщины, сила ее характера всегда изумляли его, фаталиста по натуре.

— Ну и вид у тебя, Жанно.

— Я в отчаянии от всего, что случилось.

— А я нет. Я давно замечала, к чему клонит Мелио. Он меня не выносит. Знаешь, чего я хочу?.. Вернуться домой и переодеться… Хватит с меня траура.

— Но как же… люди?

— Ах, знаешь, мнение толпы!… Встретимся через час… где хочешь. Скажем, против Датского магазина… Согласен?

Она уже остановила такси.

— Пройдись немного, не думай больше об этом… Жизнь — это то, что сейчас, сию минуту!

Она скользнула в машину, опустила стекло, чтобы помахать ему рукой, и Лепра остался в толпе один. Тут он заметил что фасады домов еще освещены солнцем, а над крышами — синева, и любовь разлилась по его телу, словно сок по стволу. Он распрямился, закурил сигарету, широким свободным жестом помахал спичкой и выбрал шумное уличное кафе. Прохожие поминутно задевали его столик. Мимо, сотрясая воздух, деловито проносились машины. Это был час передышки, когда обманчивые золоченые сумерки навевают всевозможные планы. Лепра перебрал в памяти свои тревоги и нашел, что преувеличил их. Пластинка? Песня? Это ловкий способ заставить Еву страдать, и только. Мелио не посмеет подписать договор с Флоранс — пустая угроза. Оставался один загадочный вопрос: зачем Фожер записал пластинку? Неужели и впрямь считал, что ему угрожает опасность? Лепра попытался взглянуть на себя со стороны, глазами других. Никогда не было у него сознательного намерения убить Фожера. И однако он воспользовался первым же представившимся случаем… Он не преступник, в этом он уверен. Но возможно, в нем заложена жестокость, жадность, не укрывшиеся от Фожера. Кто же он такой на самом деле, Жан Лепра? Неужели он опять начнет взвешивать свои сильные и слабые стороны, как делал это уже столько раз? Ева говорила, что он не злой, но жестокий. Жестокий? Прежде всего по отношению к самому себе. Жестокий, каким бывает тот, кто жаждет вырваться из заурядности. К тому же он защищался. Не нанеси он удар первым, Фожер не задумался бы сокрушить его. Фожер, безусловно, для того и вернулся на виллу, чтобы состоялся мужской разговор. Это было на него похоже…

Лепра с отвращением тянул свое пиво. Оно было пресным и горчило. Обелить себя? Нелегко это. Эх, быть бы всегда в согласии с самим собой, как Ева! Видеть свою подноготную, не ища себе оправданий. Быть несокрушимым, как скала. Рядом с Евой он сам становился сильным и смелым. Теперь, да, он должен это признать: она ему необходима. Но при условии, что она будет бороться, что она не отступит ни перед Мелио, ни перед Флоранс, ни перед кем другим. Если она махнет на себя рукой, сам он дойдет… до чего?..