Хью Пентикост - По следу смеющегося маньяка

— Эти ребята в Беннингтоне хорошо сделали свою работу, — сказал Коннорс. — Тебе повезло. Когда у тебя будет протез, твое колено будет полностью функционировать. Ты научишься ходить так, что никто ничего не заметит.

Коннорс договорился, что Питер явится в его клинику на следующее утро. Питер согласился, в душе не собираясь этого делать. Но утром явилась Лиз, чтобы отвезти его на своей машине. Вот так она и распоряжалась им все последующие три месяца. Она никогда не сообщала заранее о своем очередном визите, но каким-то образом ухитрялась появляться как раз в тот момент, когда Питер полностью падал духом. Искусственная нога и ступня были изготовлены Коннорсом дней через десять. Под надзором Лиз Питер начал испытывать ее дома. Сначала это было очень болезненно, и он не стал бы пользоваться протезом, если бы не настояния Лиз. Оставаясь один, он возвращался к костылям. Однажды, во время визита Лиз, он пошел в спальню снять протез. Костыли он оставил в гостиной и крикнул ей, чтобы она принесла их ему. Она не ответила. Он подскакал к двери на одной ноге. Лиз исчезла. А вместе с ней пропали и костыли. Вместо них он обнаружил толстую трость с резиновым наконечником.

Итак, он начал ходить с протезом, сначала с палкой, а потом и без нее. Спустя десять дней, во время которых он не виделся ни с кем, кроме Лиз, с наступлением темноты он рискнул выходить на прогулки в Грэмерси-парк, присаживаясь на скамейку, когда уставал. Теперь он воочию убедился, что никто не обращает на него ни малейшего внимания.

Как-то вечером он решил самостоятельно отправиться в театр. Все прошло без инцидентов. Неожиданно он почувствовал себя заключенным, выпущенным из тюрьмы. Ему потребовалась вся его смелость, чтобы решиться заглянуть в клуб «Плейерс». Гардеробщик сказал, что очень рад его возвращению. Он одолел винтовую лестницу, спускающуюся в бар.

— Вам как обычно? — спросил бармен Эдди.

Это означало сухой мартини. Какой-то приятель помахал ему рукой, стоя около бильярда. Другой подошел выпить вместе с Питером и сказал, что ему не хватает его статей в еженедельнике. Ни один не взглянул на его ногу и не сделал ни единого замечания по этому поводу. Ему не пришло в голову, что его друзья могли быть подготовлены Лиз и доктором Томом Коннорсом. Он ничего не заподозрил и в том, что по странному совпадению он оказался у стойки бара наедине с Джеком Мерривитером, великолепным английским актером.

— Коннорс — настоящий гений, — небрежно обронил Мерривитер.

Питер почувствовал, как его щеки запылали.

— Не думаю, что найдется хоть дюжина человек, которые знают, что последние восемь лет я появляюсь на сцене только благодаря Коннорсу.

Питер удивленно воззрился на него:

— Вы?!

— Представьте, у меня, как и у вас, нет ноги ниже колена, — сказал Мерривитер.

— Но я помню, что пару лет назад видел вас танцующим в мюзикле!

— Неплохо было, верно? — улыбнулся Мерривитер. — А вчера на Уинджид-Фут я сделал восемьдесят два очка! Мне это помогло совершенствоваться в гольфе, потому что я мог поворачиваться только в одну сторону, так что я не экспериментировал. Вам повезло больше, чем мне на первых порах.

— Как так?

— Чтобы работать писателем, вам не нужна нога, — сказал Мерривитер. — Да, вот так-то. — И он поставил на стойку опустевший стакан.

Днем Питер позвонил Фрэнку Девери, своему редактору, и сразу же получил срочное задание освещать визит маршала Тито в Организацию Объединенных Наций.

В тот же вечер около девяти в дверь позвонила Лиз. Том уехал в Балтимор консультировать какого-то пациента в клинике Джона Хопкинса. Питер с восторгом рассказал ей о проведенном им дне, не подозревая, что Лиз уже получила отчет от Мерривитера и Девери. Она понимала, что борьба почти выиграна. И впервые об этом же говорил и сам Питер.

— Я все время думаю, как сказать тебе об этом, Лиз. Не знаю, что случилось бы со мной, если бы не ты. Я не мог просить о помощи. Я никогда бы не попросил ее. Ты просто оказала мне ее. Иногда я удивляюсь, почему ты это сделала.

— Потому что люблю тебя, — тихо сказала она.

— Приятно это слышать, — сказал он, не воспринимая всерьез ее откровение.

— Не так уж много осталось, что я могу сделать для тебя, Питер, — сказала она. — Только одно.

— Не могу себе представить, о чем ты, — сказал он. — Ты и так сделала слишком много.

— Я хотела бы, чтобы ты занялся со мной любовью, — сказала она.

Он изумленно уставился на нее, полагая, что неправильно ее расслышал.