Он положил трубку и вышел. Сернин услышал, как он отдает распоряжения:
— Будьте сегодня начеку, вы все! Не дайте так глупо себя схватить, как вчера. Вернусь не раньше ночи.
Тяжелая дверь вестибюля закрылась, потом стукнула калитка в саду и послышался колокольчик на сбруе удаляющейся лошади.
Еще через двадцать минут явились двое слуг. Они раскрыли окна и убрали комнату.
Сернин подождал еще достаточно долго, до предполагаемого часа их обеда. Потом, полагая, что они уже в кухне, за столом, он выскользнул из каморки и начал проверять кровать и стену, к которой та была прислонена.
— Странно, — проговорил он, — очень странно. Ничего особенного не видно. У кровати нет двойного дна… Под нею — никакого люка… Поглядим в соседней комнате.
Он тихо прошел туда. Это была пустая комната без мебели.
— Нет, старика содержат не здесь… В толще вот этой стены? Невозможно, это скорее простенок, очень узкий. Ничего не понимаю, ей-богу!
Дюйм за дюймом он опять осмотрел пол, стену, кровать, тратя время на бесплодные эксперименты. В этом определенно был какой-то фокус, вероятно, даже весьма простой, но он пока не мог его разгадать.
— Если только, — сказал он себе, — Альтенгейм не бредил. Это — единственное возможное предположение… Но есть только один способ его проверить — остаться здесь. И я остаюсь. Будь что будет.
Чтобы не быть обнаруженным, он возвратился в свое убежище и больше не двигался, мечтая и подремывая, терзаемый, правда, сильным голодом.
И день склонился к закату; и настали сумерки.
Альтенгейм возвратился лишь после полуночи. Он поднялся в свою комнату, на этот раз — один, разделся, лег и, как накануне, выключил свет. Опять последовало тревожное ожидание. Тот же необъяснимый скрежет или скрип. И прежним насмешливым тоном Альтенгейм произнес:
— Ну как дела, дружите?.. Ругаешься?.. Ну нет, ну нет, милый мой, от тебя ждут совсем других слов. Ты не на правильном пути… Мне от тебя нужны честные признания, достаточно полные, подробные, касательно всего, что ты рассказывал Кессельбаху… История Пьера Ледюка и прочее, и прочее… Понятно?
Сернин слушал в ошеломлении. Ошибки на этот раз не было: барон действительно обращался к старику Штейнвегу! Потрясающая беседа! Казалось, ему слышится таинственный диалог живого и мертвого, разговор с безымянным существом, обитающим в ином мире, невидимым, неощутимым, несуществующим.
Барон продолжал с жестокой иронией:
— Ты, наверно, проголодался? Поешь, дружище. Но при этом помни, что я отдал тебе сразу всю пайку хлеба и, если ты будешь есть его по нескольку крошек в сутки, ты протянешь самое большее на неделю. Скажем, десять дней! Десять дней спустя — каюк, и все, папаши Штейнвега больше нет… Если, конечно, до тех пор ты не согласишься заговорить. Нет, ни за что? Ладно, завтра поглядим. Спи, милый мой, спи…
На следующий день, после ночи и утра без происшествий, князь Сернин покинул виллу Дюпон с безмятежным видом, правда — с легким головокружением и слабостью в ногах. Направляясь к ближайшему ресторану, он следующим образом подытожил положение:
«Итак, в следующий вторник Альтенгейм и убийцы из отеля Палас должны встретиться в Гарше, в доме, телефон которого носит номер 38. Следовательно, именно во вторник я выдам правосудию обоих преступников и освобожу господина Ленормана. В тот же вечер настанет черед старого Штейнвега, и я наконец узнаю, является ли Пьер Ледюк сыном колбасника и, следовательно, могу ли я достойным образом женить его на Женевьеве. Да будет так!»
Во вторник утром, к одиннадцати часам, Валенглей, председатель Совета Министров, пригласил к себе префекта полиции, заместителя шефа Сюрте господина Вебера и показал им письмо, полученное по пневматической почте и подписанное князем Серниным:
«Господин премьер-министр,
зная, как высоко цените Вы господина Ленормана, спешу поставить Вас в известность насчет некоторых фактов, открывшихся благодаря простой случайности. Господин Ленорман содержится в заключении в подвалах виллы Глициний, в Гарше, близ дома уединения. Бандиты из отеля Палас приняли решение убить его сегодня, в два часа пополудни. Если полиция будет нуждаться в моем содействии, я буду в половине второго в доме уединения, у госпожи Кессельбах, чьим другом имею честь являться.
Примите, господин премьер-министр, и т.д.
Подписано: Князь Сернин».
— Все это чрезвычайно серьезно, дорогой господин Вебер, — сказал Валенглей. — Могу добавить, что мы должны полностью доверять заявлениям князя Поля Сернина. Я не раз с ним ужинал. Это серьезный, умный человек…
Читать дальше