Господин Ленорман удвоил усилия. И стержень засова, которым он орудовал, внезапно провалился в пустоту. Проход открылся. Оставалось лишь расширить его, и сделать это теперь было гораздо легче, так как он мог отбрасывать землю вперед, перед собой.
Обезумевший от страха Гурель издавал вопли агонизирующего животного. Но на шефа Сюрте они уже не действовали. Спасение было близко.
Он испытал, правда, некоторое беспокойство, когда заметил, что земля, вывалившаяся в туннель по ту сторону двери, тоже падала в воду. Но это было естественно, дверь не была непроницаемой. Чего еще опасаться? Выход был свободен… Последнее усилие… И он прошел.
— Иди сюда, Гурель! — крикнул он, возвращаясь за своим товарищем. И потащил его вон, полумертвого, за руки. — Встряхнись же, рохля! Мы спасены!
— Вы так думаете, шеф?.. Вы так думаете?.. Но вода уже нам — по грудь…
— Давай, вылезай! Пока она еще не залила нам глотку… Где твой фонарик?
— Он больше не светит.
— Тем хуже.
И тут у него вырвался радостный возглас:
— Ступенька… Еще ступенька… Тут лестница!.. Наконец!
Они вышли из воды, из треклятой воды, которая их чуть не поглотила, и безмерное блаженство, радость избавления возвратила им силы.
— Стоп! — скомандовал господин Ленорман.
Он наткнулся на что-то головой. Подняв руки, он напрягся, чтобы устранить преграду, которая тут же подалась. Это была створка люка, открыв который можно было пройти в погреб, куда, через слуховое окошко, проникал слабый свет ясной ночи.
Он опрокинул створку и преодолел последние ступеньки.
Тут на него упала плотная ткань. Чьи-то руки его схватили. Он почувствовал, как его заворачивают в нечто вроде одеяла либо мешка, как его перетягивают веревками.
— Давайте второго, — сказал грубый голос.
Та же самая операция была проделана, по-видимому, с Гурелем, так как тот же голос вскоре произнес:
— Если станут кричать, убей их сразу. Кинжал при тебе?
— Да.
— Тогда — в путь. Вы двое возьмите этого, вы — того… Не светить и не шуметь… Иначе дело плохо, сад обыскивают со всех сторон с самого утра, их там десяток или полтора, они просто бесятся… Возвращайся во флигель, Гертруда, и по малейшему поводу звони мне в Париж.
Господин Ленорман почувствовал, как его уносят, а минуту спустя — что они уже на дворе.
— Подгони телегу поближе, — сказал прежний голос.
Господин Ленорман услышал шум колес и топот копыт.
Его уложили на доски. Гуреля устроили рядом. Лошадь побежала рысью.
Поездка продолжалась примерно полчаса.
— Стойте! — приказал уже знакомый голос. — Снимайте… Эй, возница, поверни телегу, чтобы задок встал к перилам моста… Вот так… На Сене не видно лодок? Нет? Тогда — не будем медлить. Вы привязали камни?
— Да, по паре булыжников на каждого.
— Тогда давайте. Поручи свою душу Господу, мсье Ленорман, и помолись перед Ним за меня, Парбери — Рибейру, более известного под именем барона Альтенгейма. Все в порядке? Готово? Доброго пути, мсье Ленорман!
Господина Ленормана положили на перила. Толкнули. Он почувствовал, как падает в бездну, и успел услышать тот же голос, злорадно повторивший:
— Приятного путешествия!
Десять секунд спустя настал черед бригадира Гуреля.
Глава 6
Парбери — Рибейра — Альтенгейм
В саду, под надзором мадемуазель Шарлотты, новой сотрудницы Женевьевы, играли маленькие девочки. Госпожа Эрнемон устроила для них раздачу пирожных, затем вернулась в комнату, которая служила одновременно гостиной и салоном для встреч между ученицами и их родственниками, и устроилась за письменным столом, на котором стала приводить в порядок бумаги и регистры.
Внезапно у нее появилось ощущение, будто в комнате она не одна. Охваченная тревогой, она обернулась.
— Ты! — воскликнула она. — Как ты появился? Каким образом вошел?
— Тихо, — сказал князь Сернин. — Слушай, и не будем терять ни минуты. Женевьева?
— В гостях у госпожи Кессельбах.
— Она должна вернуться сюда?
— Не раньше, чем через час.
— Тогда я впущу братьев Дудвиль. У меня с ними назначена встреча. Как чувствует себя Женевьева?
— Очень хорошо.
— Сколько раз она виделась с Пьером Ледюком после моего отъезда, за десять дней?
— Три раза, и должна с ним встретиться опять сегодня, у госпожи Кессельбах, которой его представит, как ты велел. Должна, однако, тебе сказать, что не вижу ничего особенного в твоем Пьере Ледюке. Женевьева должна была бы скорее встретить хорошего парня из своего круга. Лучше всего — учителя.
Читать дальше