Николай Псурцев - Супермен

– Я не слышал,- насторожился Ружин.- Когда? Кто занимался?

– Весной. Никто не занимался. Директор. Разобрались. Милиционер был доволен.

– Я поинтересуюсь.

– Поинтересуйся,- согласился Феленко.- Такие как Колесов, развращают, настраивают детей на анархию, на безответственность, на зло. Посади его, Ружин.

– Он сирота?

– Сирота.

– Богатые родственники?

– Да.

– Кто?

– Разное говорят.

– Хорошо. Все?

– А как прояснится хоть что-нибудь с Колесовым, я буду валить директора. Продажная тварь. Хватит. Пора действовать. Начнем с малого…

Кто-то окликнул Ружина, он оглянулся, тяжелый, длиннорукий парень, в просторных голубых штанах, в теннисной майке от Фреда Перри, черные волосы, влажные, зачесаны, блестят, на руках перстни, один, два, три… С ним девица, тонкая, на шпильках. Ружин встал, пожал протянутую руку, дал потрепать себя по шее, по плечу.

– Рад тебя видеть,- улыбнулся.

– Позвоню,- сказал малый.- Дело есть. Не прогадаешь. Феленко внимательно посмотрел на Ружина, проговорил тихо, себе:

– А потом и до тебя доберемся… Двурушник! Сытый двурушник!

– Доедай,- садясь, Ружин все еще улыбался.- Пора.

…Темный двор, глухой. Колодец. Один только въезд, через арку. В конце арки, на улице, все кажется белым от солнца, люди, деревья, дома и "Волга", что въезжала во двор. Въехала. Нет, совсем не белая, черная, строгая. Мягко остановилась возле сине-желтого милицейского рафика. Настороженно подошли дети, заглянули внутрь, без детского любопытства, внимательно, с ожиданием. Тихие дети, опрятные, не похожие на привычных - горластых, шебутных, южных. Открылась задняя дверца, кряхтя, вылез Рудаков, оправил пиджак, брюки, только сейчас заметил детей, улыбнулся было добро, но потом улыбку убрал, некоторое время они разглядывали друг друга. Потом Рудаков пожал плечами и зашагал к подъезду. Дети бесшумно разошлись кто куда, исчезли. Шофер открыл окно, крикнул вполголоса:

– Эй!

На третьем этаже дверь в одну из квартир была открыта. Рудаков вошел. По комнатам сновали люди. Увидев Рудакова, вытянулись, поздоровались. Рудаков махнул рукой. Криминалист, перезарядив фотоаппарат, невесело усмехнулся:

– Старика кондратий хватит, как узнает: иконы, пятнадцатый век, посуда, раритеты…

– Еще не сообщили? - спросил Рудаков.

– Найти не можем. Где-то бегает.

Рудаков прошел в комнату. На кровати вытянулась маленькая женщина лет шестидесяти пяти, халат задрался, ноги худые, бледные, в выпуклых синих жилах, большие, не по размеру, тапочки. Рядом на полу, на корточках Ружин. Поднял голову, вставать не стал, сказал:

– Только-только пришла в себя. Сейчас разберемся.

На голых руках женщины кровавые полосы. Ружин поймал взгляд Рудакова, объяснил:

– Связывали, проводом. Сначала кулаком в переносицу, потом проводом. Соседка увидела дверь открытой, сообщила.

– Я в курсе,- Рудаков огляделся, взял стул, сел рядом. Женщина открыла глаза, поморгала.

– Как вы себя чувствуете? - спросил Ружин.

– Голова болит, руки…- с тихой тоской проговорила женщина.- Все болит, приподнялась на локтях с трудом, кривясь, спросила с тревогой: - Где Максим?

Ружин взглянул на Рудакова, потом перевел взгляд на женщину:

– Он давно ушел?

– Вспомнила,- женщина с облегчением легла на подушки.- Он у Дазоева, тоже коллекционера, антиквара, да, да, скоро придет, бедный.

– Расскажите все подробно, сначала,- попросил Ружин.

– Позвонили в дверь, я открыла, двое, ударили в лицо. Я потеряла сознание. Пришла в себя, связана, слышу шум, голоса, во рту тряпка. Открывать глаза не стала. Страшно. Перед уходом опять ударили.

– Узнаете их?

– Наверное, да…

– Что они говорили?

– Что брать, что не брать…

– Что еще?

– Не помню.

– Вспоминайте, вспоминайте, что еще?

– Не помню…

– Надо, надо, надо… Как называли друг друга? Акцент? Названия улиц, городов? Цифры какие-нибудь?

– Не помню, не помню,- женщина сдавила виски, сморщилась, замотала головой.

Рудаков остановил Ружина, придержал за руку, заметил категорично:

– Хватит.

Ружин встал, развел руками.

– Один говорил про рейс на Тбилиси, дневной,- вдруг спокойно заговорила женщина.- Мол, к шести буду дома и ищи ветра в поле.

– Приметы.- Ружин стремительно нагнулся.- Приметы!…Возле здания аэропорта - не большого и не маленького, стекло, бетон, обычного - на стоянке такси бранились пассажиры. Две толстые женщины пытались влезть в машину впереди двух обалдевших от жары, крепких низкорослых мужичков, провинциалы, в растопыренных глазах растерянность, в руках по чемодану, озираются ошалело, но стоят насмерть, закрывают машину грудью. Бабы побросали сумки и в драку, за волосы мужичков. Лахов стоял неподалеку, наблюдал сначала с ухмылкой, потом нахмурился, хотел ринуться разнимать, но вовремя опомнился, огляделся, не заметил ли кто его порыва. Послышался милицейский свисток, сквозь толпу пробирался сержант. Лахов опять ухмыльнулся, покачал головой, не спеша побрел к зданию. Вошел, заметил в буфете у столика Ружина и Рудакова, кивнул им едва заметно, пошел к газетному киоску.