Николай Псурцев - Супермен

В холле тонко пахнет духами, зарубежными сигаретами и кофе - дорогим пахнет. Много женщин и мужчин, снуют, сидят, что-то пьют, болтают, не различишь, где наши, где ихние…

Но вот несколько девиц как бы невзначай отвернулись, увидев Ружина, какой-то малый, весь "вареный", жеманный, оторвался от небольшой пестрой группки, спешно засеменил к лестнице. Ружин усмехнулся: не надо меня бояться, у меня сегодня своих забот хватает. На лифте доехал до третьего этажа, прошел в конец коридора, очутился в квадратной комнате с креслами, диванами, низким столиком. Навстречу поднялась женщина с ухоженным лицом, улыбнулась:

– Проходите,- открыла тяжелую дубовую дверь. И здесь диваны, кресла, ковер, ворсистый, мягкий, просторно, у огромного окна изящный тонконогий стол, не наш, не советский, чересчур игривый, не деловой. За столом мужчина лет сорока, лицо узкое, загорелое, короткая стрижка, с боков седина, светлый костюм, черный галстук - Кадаев, директор гостиницы. Он встал, застегнул пиджак, улыбнулся приветливо, протянул руку:

– Здравствуйте, Сережа, рад, что не отказали, пришли. Я соскучился. Суетишься, суетишься, а поболтать по душам и не с кем. Вы как спасение.

– Спасибо,- сказал Ружин.

– Садитесь. Кофе? Коньяк? Водка? Ружин покрутил головой.

– Вы чем-то расстроены?

Ружин пожал плечами, сказал неопределенно:

– Работа.

Кадаев подошел к стене, открыл бар, вынул початую бутылку чего-то дорогого, налил в крохотную рюмку и повернулся к Ружину:

– Я вот по утрам просыпаюсь, и страх охватывает, знаете, прямо пальцы стынут, умирать скоро, а собой и не жил, понимаете? Собой, нутром своим, душой своей, чтобы почувствовать, что живешь именно в данную минуту, в это мгновение, и что жизнь - самое замечательное, что может быть. Понимаете меня?

Ружин усмехнулся, закурил, не спросясь, затянулся, продекламировал:

– Я хочу быть кумиром вселенной, я хочу ничего не хотеть… Подавите желания и ощутите жизнь. Способ один, других нет. Кадаев сделал глоток:

– Чересчур за многое и за многих я в ответе - жена, дети, родственники, друзья, постояльцы в конце концов. Допустим, я начну жить по большому счету, а что будет с ними? Кстати, о друзьях…

Ружин опять усмехнулся:

– Легкая интеллектуальная разминка, а теперь о деле, верно? Так учил Дейл Карнеги. Я правильно произношу? Кадаев засмеялся:

– Я вас люблю, Сережа. Вы все понимаете.- Он присел на краешек стола, запросто, по-свойски, улыбку убрал, заговорил доверительно: - Да, о деле. Вот какая штука. Вы на днях задержали одного мальчишку, дурак-несмышленыш.

– Колесов?

– Да. Он сирота. Тяжелое детство. Я принимаю в нем какое-то участие. Он родственник одного моего близкого друга.

– Кого?

– Ах, Сережа, разве это имеет значение…- грустно улыбнулся Кадаев.

– Втемную не играю,- Ружин затушил сигарету, встал.

– Сыщик есть сыщик,- скорбно вздохнул Кадаев.- Брат жены Лавинского.

– Директор "Югвино"?

– Замечательный человек. Жена - красавица, молодая. Вы меня понимаете? - Кадаев положил Ружину руку на плечо, добавил, понизив голос: - Квартира, на которой вы задержали мальчишку, ее. Как не хотелось бы, Сережа, чтобы квартира фигурировала в документах.

Ружин покрутил головой медленно, шея напряглась.

– Вы же однажды помогли нам… мне,- вежливо настаивал Кадаев.- Заткнули глотку этой дуре, которая болтала, что я получал доход с проституток, что именно я-то и продаю их фирмачам. Забыли?

– Ну, во-первых, вы мне симпатичны,- вновь садиться Ружин не стал, стоял, глядя в окно, неожиданно безразличный.- Во-вторых, я не моралист и не считаю проституцию большим злом. Но здесь наркотики, а это я считаю злом. Кадаев усмехнулся:

– Дело, наверное, не только в симпатиях и убеждениях.- Он сделал еще глоток.- Были причины и другого характера, верно?

– Нет,- весело возразил Ружин.- Неверно. Я принял от вас японскую видеоустановку, тоже исходя из своих убеждений. Сыскная работа незаслуженно мало оплачивается в отличие от других видов человеческой деятельности.- Он поклонился в сторону Кадаева.- Надо соблюдать пропорцию.

Кадаев печально покачал головой, встал, поставил рюмку в бар, сказал сухо:

– Мы можем обойтись и без вас. Это просто. Но я знаю, что вы полезете в драку и на каком-то этапе успешно, вас ценят, у вас имя. Значит, война. А это создаст неудобство, я не люблю неудобства, я люблю комфорт.- Он, сузив глаза, оценивающе посмотрел на Ружина.- У меня есть прелестный домик в двадцати километрах отсюда, маленький, правда, но каменный, вокруг ни души. Предоставляю кредит.