Жорж Сименон - Исповедальня

— Не помешала?

— Нет.

— Что ты делал?

— Собирался идти в мансарду заниматься.

— Чем?

— Математикой.

— У тебя все в порядке?

Он помрачнел: ему вдруг показалось, что она звонит, желая убедиться, не слишком ли он расстроился из-за встречи с матерью. Он не хотел, чтобы его жалели, чтобы кто-то, даже Франсина, лез ему в душу. Догадалась ли она по его молчанию, что, сама того не желая, задела его.

— Знаешь, зачем я звоню?

— Нет.

— Что ты делаешь завтра около пяти?

— Завтра суббота? На пять часов у меня нет никаких планов.

— Я буду в Канне. Хочу повидать Эмилию, дочку доктора Пуатра. Знаешь такого? Он кардиолог.

— По-моему, его знает отец.

— В следующий понедельник Эмилию должны оперировать по поводу аппендицита, и она страшно трусит. Вот, чтобы подбодрить ее, я и приеду рассказать ей о своей операции.

— Тебя оперировали?

— Два года назад. Если ты свободен, я останусь у нее часов до пяти, и у нас еще будет время до моего отъезда.

— Ты сейчас слушаешь «Erne kleine Nachtmusik» [6] «Маленькая ночная серенада» (нем.) Моцарта. ?

— Да.

— Ты звонишь из гостиной?

— Да.

Он представил ее справа у камина, в кресле, которое она называла своим. В тот вечер, когда они с родителями ужинали у них, она поставила ему эту пластинку и удивилась, узнав, что у него есть такая же.

— Ты любишь Моцарта? Обычно мальчишки предпочитают джаз.

— Это не мешает мне любить и джаз.

Как это по-детски трогательно поставить под телефонный звонок музыку, напоминающую обоим один из эпизодов их жизни!

— Дверь в кабинет твоего отца открыта?

— Да.

— Он там?

— Заполняет формуляры для социального страхования. А мама на кухне, отдает служанке распоряжения на завтра.

Последовало молчание, но оно ничего не разрушило, поскольку не смущало. Первым, опасаясь, что их разъединили, заговорил Андре.

— Ты еще слушаешь?

— Да. Давай встретимся у морского вокзала.

— Захватишь купальник?

— Вряд ли. Я хочу просто побродить по порту. Но если ты…

— Нет. Как скажешь.

— Не возражаешь?

— Я и так купаюсь каждое утро.

— Когда же ты встаешь?

— В шесть.

Он удивился ее естественности и раскованности, хотя из соседней комнаты, дверь в которую была открыта, ее отец слышал все, что она говорит.

— Мне так рано не подняться. Я ужасная копуша. Не поднимай братья шум с семи утра, не знаю, когда бы я вставала.

Андре не мог бы говорить столь непринужденно, будь рядом отец, а уж если бы его слышала мать — и подавно. Он завидовал Франсине, завидовал ее семье, дому, квартире, где так спокойно, уютно, гармонично.

— А ты что делаешь?

Ему показалось, что ее дыхание вдруг участилось.

— Наклонилась, чтобы выключить проигрыватель. Пластинка кончилась. Ты не заметил? Он глупо спросил:

— Погода в Ницце хорошая?

— Полагаю, не хуже, чем в Канне, — последовал ироничный ответ.

Он услышал ее смех, и ему стало радостно и в тоже время грустно.

— Сколько ты еще выпил шоколадных коктейлей?

— После нашей встречи — два.

— С двумя шариками?

— С двумя в каждом. А ты?

— Надеюсь, завтра ты меня угостишь.

— Смеешься надо мной?

— Нисколько.

— Находишь мои привычки детскими?

— Могу тебе признаться кое в чем еще более детском. Представляешь, я, засыпая, до сих пор кусаю простыню. Это в моем-то возрасте! Мама говорит, что я разорю ее.

Он никогда не чувствовал себя столь близким другому человеку.

— Твой отец будет смеяться надо мной.

— Почему?

— За подобные разговоры.

— Мой отец из принципа никогда ни над кем не смеется. Единственный, над кем он позволяет себе подшучивать, — он сам. Кстати, он сейчас наклонился, чтобы видеть меня, и грозит мне пальцем.

Франсина снова засмеялась, и он услышал, как она говорит в сторону:

— Это Андре, мама. Я позвонила ему, чтобы спросить, не сможет ли он встретиться со мной завтра. После долгой беседы с Эмилией о хирургии и плохого чая мне будет приятно поболтать с ним… Алло! Извини. Вошла мама. Она интересуется, не очень ли тебя замучили экзамены.

— Ничуть. Передай ей от меня спасибо.

— Он говорит, что нет, и благодарит тебя… Ладно, не хочу брать на себя ответственность, мешая твоим занятиям. До завтра, Андре. В пять часов на морском вокзале. Оставь где-нибудь мопед, чтобы не таскать его с собой по улицам.

Его всегда поражал этот образ: двое влюбленных под руку, и мужчина свободной рукой придерживает велосипед.

— Спокойной ночи, Франсина. Мое почтение твоим родителям. — И твоим тоже.