Жорж Сименон - Мари из Порт-ан-Бессена

Рыбацкое судно издало зов из глубины порта, чтобы ему открыли проход. Это шла «Морская Дева», направлявшаяся за моллюсками в район Дьеппа.

О том, что произошло, удавалось узнавать лишь по крохам. Эти приносили одну подробность, те — узнавали другую, но в конце концов история так и осталась полной темных мест, подобно той, которая случилась двумя годами ранее, когда английский угольщик был вынужден подойти к причалам Порта, а к полуночи около него началась драка. В тот-то раз поначалу все было спокойно.

Жандармы пришли и ушли. И только в два часа ночи услышали шум в переулке и нашли Поля, механика с «Эмилии», только что получившего бутылкой по голове.

В этом же случае события произошли менее серьезные, но впечатление они оставили подобно давешним; из-за этого впечатления все случившееся объявили непреодолимым и непредсказуемым; тягостность события усиливалась тем, что в случившемся так и не разобрались, а единственным виновником посчитали роковое стечение обстоятельств.

Все продолжали подшучивать над Вио, и, может быть, перестарались, о нем и так уже слишком много говорили. Но как только ушел Шателар, посетители поспешили обсудить его — так, как им хотелось бы сделать это в его присутствии.

Ну и наговорили же о нем! И считает-то он, что все ему позволено, раз он из Шербура, и «Жанну — то он купил, лишь желая их всех оскорбить, и рассчитывает-то он, коли у него уже была в любовницах девушка из Порта, что может приголубить и других…

Обо всем этом столько наболтали, что в конце концов договорились чуть ли не до того, что старина Жюль умер если и не от беспутства Одиль, то уж по вине Шателара — точно!

Доршен не любил подобной болтовни, он вернулся на борт судна, где и улегся в одиночестве спать.

Могли ли они предугадать, что все ими сказанное причудливым образом перемешивается в сознании Вио?

В течение долгих лет он пил вовсе не больше других, скорее даже меньше.

Никто не мог бы упрекнуть его в этом грехе, напротив! Это был человек, как он сам охотно повторял, делавший то, что умел делать, и всегда готовый прийти на помощь.

— Он достойный человек…

Это было самое точное слово. Он был достоин лучшей участи и не заслуживал все эти падавшие на него несчастья, и с тех пор, как его судно продали, когда он увидел людей на палубе, обновляющих корабль, мысль о злом роке превратилась в его голове в навязчивую идею.

— …вы говорите, что это не может так долго продолжаться, — не переставал ворчать он в тот вечер.

— Его, конечно, труднее отодрать за уши, чем своего сына…

Такие слова, да за выпивкой! Потом все, отяжелевшие от выпитого, сохраняя тепло под холщовыми блузами, пошли каждый своей дорогой. Шаги удалялись в разных направлениях. Кое-кто останавливался поглядеть на движение воды в гавани.

Вио шел не очень-то твердо. Он издалека увидел свет, который мог идти только от его дома, и удивился, что в такой час кто-то еще не спит.

По правде сказать, он больше не думал о своем сыне; может быть, он и забыл, что выбросил его из кафе.

Он постоял перед стеклянной дверью, за которой светилась лампа. Потом вошел. И тогда увидел нечто на полу в кухне, это нечто оказалось его сыном, растянувшимся во всю длину.

Он никогда никому не признался, что в первый момент посчитал его мертвым, и когда наклонился, чтобы дотронуться до мальчика, уже был готов разрыдаться.

Да только Марсель был жив и даже не ранен! Марсель улегся там, потому что, вернувшись домой, почувствовал себя столь несчастным, настолько потерявшим надежду, что не нашел другого места, подходящего для его душевного состояния.

Он был самым обездоленным из людей! Он не отличался ни красотой, ни силой, как Шателар. Даже его волосы отказывались сохранять прическу, как у других!

Его мать умерла! Его сестра-слабоумная! Отец не любит его, ведь только что он унизил его перед всеми, перед Мари!

Никто его не любил, не мог его любить! Он был как чесоточная собака, которая никому не нужна, больная собака, жалобно устраивающаяся в углу!

Вот почему он лежал на полу: чтобы, рыдая, до дна испить чашу собственного несчастья, до конца погрузиться в отчаяние!

Поскольку он лежал недалеко от печки, где еще тлели угли, его щеки сильно раскраснелись; во рту от слез сохранялся соленый привкус.

— …что это ты там делаешь?

Он не спал; однако пребывал в каком-то оцепенении. Он слышал, как вернулся отец, но не осознал этого до конца. Тем не менее он плутовал сам с собой, чтобы почувствовать себя еще несчастнее; ему хотелось хоть кого-нибудь взволновать, поскольку сестра даже не проснулась от рыданий.