Жорж Сименон - Ночь у моста Пон-Мари

Туман был настолько плотен, что огни фонарей можно было разглядеть, лишь приблизившись к ним на несколько шагов. Вдоль набережной Анжу, ведя одной рукой свои велосипеды, двигались двое полицейских. Вдруг навстречу им кинулась женщина. Тяжело дыша, она проговорила:

— Скорей! Я убила человека!

Часы показывали три часа ночи. На острове Сен-Луи не было видно ни души. Охваченная волнением, похожим на истерику, незнакомка привела своих спутников к каменному спуску на набережную.

— Каким образом вы его убили? Где? Кто ваша жертва?

Прежде всего следовало успокоить женщину. Оглядываясь по сторонам с затравленным видом, она шла, словно подталкиваемая невидимой силой, закрывая обеими руками лицо.

— Где он?

— Не знаю. Где-то здесь. Нет, дальше. Погодите… Там, около дерева.

Вдоль мощенной булыжником мостовой росло множество деревьев, и полицейские долго осматривали их одно за другим, подсвечивая себе карманными фонарями, но ничего не обнаружили. Лишь порой луч света выхватывал из темноты силуэт какого-нибудь нищего, о которого они спотыкались, или опухшее лицо закутанной в лохмотья старухи.

Но потом им на глаза попалась почти новая мужская перчатка из коричневой кожи.

— Это его перчатка?

— Кажется, да.

После четверти часа бесплодных поисков полицейские повели женщину в участок. Там она невпопад отвечала на вопросы, не сумев толком объяснить, ни кого она убила, ни зачем, ни каким способом.

— Я убила человека! — упрямо твердила она.

Ей указали скамью, на которой уже устроились какой-то пропойца и девица легкого поведения, дремавшая возле чугунной печки. К этому времени выяснилось, что у задержанной нет с собой никаких документов.

Женщина была холеная, нарядно одетая.

— Вот ненормальная, — проворчал дежурный. — Пусть завтра с ней комиссар разбирается.

Взгляд его задержался на стройной, с роскошными формами фигуре незнакомки в шелковом вечернем платье. Когда та стала устраиваться на скамье поудобнее, полицейский увидел туго обтянутые шелковыми чулками колени и, покраснев, отвернулся.

Наутро, когда незнакомка проснулась, платье ее было измято, растрепанные волосы в беспорядке падали на лицо, еще хранившее следы румян. И все же, когда дама поднялась со скамьи, весь облик ее дышал какой-то самоуверенностью. Когда она вошла в кабинет комиссара, тот понял, что перед ним светская дама.

— Мне сообщили, будто бы вы совершили убийство, — начал комиссар, поначалу решивший, что у задержанной не все дома.

— Хочу принести вам свои извинения, комиссар. Я мадам Эльзен. Проживаю в доме номер тридцать два по авеню Ниель. Вчера мы развлекались с друзьями в одном кабаре на Монпарнасе. Меня занесло, и я заключила пари на ужин с шампанским, что переночую в полицейском участке. Они, верно, провели остаток ночи у меня дома. Если вам будет угодно, можете позвонить по телефону Ваграм 32–07, и вам подтвердят все, что я только что сообщила.

На камине стояло зеркало, и молодая женщина, разговаривая, с непринужденным видом приводила себя в порядок.

— Следовательно, вы никого не убили?

— Никого, — давясь от смеха, ответила дама. — Вы, разумеется, разрешите мне извиниться перед вашими славными ребятами, которым я морочила голову.

— Алло! Ваграм 32–07? Это квартира мадам Эльзен? Мадам Эльзен дома? Нет? Скажите, пожалуйста, кто со мной разговаривает? Ничего не слышу. Месье Ставицкий? Приятель мадам?.. Хорошо! Будьте любезны прибыть как можно скорее в комиссариат острова Сен-Луи.

Комиссар проворчал:

— Не разберешь, что они там толкуют. Их там трое или четверо, все одновременно говорят и хохочут в трубку. Должно быть, пьяны в стельку.

— Это славные мальчики, — возразила мадам Эльзен.

— Вы замужем?

— Вчера вечером мой муж был вместе с нами. Но ему пятьдесят, и он не любит развлечений, особенно такого свойства. Вначале он попытался уговорить меня вернуться домой, но потом, взяв такси, уехал вместе с Каваллини. Остальные забрались в другую машину и поехали к мосту Пон-Мари.

Оставалось одно — ждать. Тем временем комиссар подписывал разные бумаги, украдкой поглядывая на элегантную даму, которая, казалось, вновь захмелела.

— Вы иностранка?

— Полячка. А муж австриец.

— А кто ваши друзья?

— Всяких хватает. Русские, американцы, есть даже один или два француза. Почти все они артисты. Если б я посмела, то пригласила бы вас на ужин, который они мне проспорили.