Жорж Сименон - Письмо следователю

Звали его Данбуа. Он-то уж несомненно запоем читает репортажи о моем процессе. Это высокий худой мужчина с длиннющей шеей, крупным кадыком и глазами клоуна.

— Прежде всего надо найти сиделку, — объявил он. — Сейчас я кое-куда позвоню, только, боюсь, без толку.

Дифтерит так свирепствовал в департаменте, что сыворотку и то раздобыть было сложно.

— Во всяком случае, вашей матушке нельзя ухаживать за больной и одновременно заниматься младшей.

Не знаю еще, что предприму, но за дело берусь. Рассчитывайте на меня, старина.

Я потерял голову. Страшно перепугался. Прямо-таки места себе не находил. И, говоря по правде, целиком положился на Данбуа — у меня словно парализовало волю.

— Алло! Алавуан? Говорит Данбуа.

Мы расстались всего полчаса назад.

— Я все-таки нашел выход. Как я и думал, сиделки нарасхват даже в Нанте — эпидемия там еще сильней, чем у нас.. Но Арманда услышала, как я названиваю, и тут же предложила заняться вашей дочкой… Навык ухода за больными у нее есть. Женщина она разумная, нужным терпением обладает… Ждите ее через час, самое позднее — через два… Поставите ей раскладушку в комнате больной девочки, и вес.. Нет-нет, старина, ничуть это ее не затруднит, напротив… Признаюсь между нами, я очень доволен: это ее рассеет… Вы ее не знаете. Люди воображают: раз она улыбается, значит, пришла в равновесие. А мы с женой видимся с ней ежедневно и можем заверить вас: она выбита из колеи. Скажу по секрету, мы боялись даже, что дело кончится плохо… Словом, не будьте слишком щепетильны… Легче всего ей будет, если вы отнесетесь к ней, как к обыкновенной сиделке, не станете обременять ее излишним вниманием и целиком положитесь на нее во всем, что касается больной… Да, через час, самое позднее — через два… Она вам очень симпатизирует… Конечно… Только она не любит выставлять свои чувства напоказ… Сыворотку получим к вечеру… Занимайтесь своими пациентами, а в остальном положитесь на нас.

Вот так, господин следователь, Арманда и вошла в мой дом — с дорожным саквояжиком в руке. Первое, что она сделала, — надела белый халат и упрятала свои светлые волосы под косынку.

— Постарайтесь ни в коем случае не входить в эту комнату, — сказала она моей матери. — Вы сами понимаете, речь идет о здоровье вашей младшей внучки. Я принесла с собой электроплитку и все необходимое. Ни о чем не беспокойтесь.

Несколькими минутами позже в коридоре за кухней я наткнулся на зареванную мать: она не хотела плакать на глазах у прислуги и тем более у меня.

— Что с тобой?

— Ничего.

— За Анной Мари будет прекрасный уход.

— Да.

— Данбуа уверяет, что опасности нет, а он так не скажет, если есть хоть малейшее сомнение.

— Знаю.

— Чего же ты плачешь?

— Я не плачу.

Бедная мама! Она уже знала, что в дом вошла более сильная воля, перед которой ей с первого же дня придется отступить.

Вы скажете, господин следователь, что я нарочно выискиваю смешные подробности. Но знаете, что, на мой взгляд, оказалось для матери самым болезненным? Электроплитка, которую другая предусмотрительно захватила с собой.

Другая подумала обо всем, понятно? Ей никто не был нужен. Она не желала ни от кого зависеть.

Это произошло на вторую ночь. Арманда, конечно, постучала, но ответа не услышала. Тогда она не повернула настенный выключатель, а сразу зажгла ночник у изголовья кровати, словно комната давным-давно была ей знакома. Я смутно почувствовал, что меня трогают за плечо. Сон у меня каменный. Волосы ночью растрепываются, отчего лицо кажется еще шире. Мне всегда жарко, и кожа наверняка блестела.

Когда я открыл глаза, Арманда в белом халате и косынке сидела у меня на кровати.

— Не волнуйтесь, Шарль, — невозмутимо сказала она. — Мне просто надо с вами поговорить.

В доме слышалось что-то вроде мышиного топота — несомненно это мать: она почти не спит и сейчас, конечно, настороже.

Арманда впервые назвала меня по имени. Правда, она долго вращалась в среде, где люди быстро сходятся.

— Не бойтесь: Анне Мари не хуже.

Халат Арманда надела прямо на белье, и местами он обрисовывал ее формы.

— Анри, разумеется, превосходный врач, и мне не хотелось бы обижать его, — продолжала она. — Я только что имела с ним обстоятельный разговор, но он, кажется, мало что понял. Он слишком остро переживает свою ответственность, тем более — перед коллегой…

Я дорого дал бы за возможность пройтись расческой по волосам и прополоскать рот. Но мне пришлось остаться под одеялом: пижама была слишком измята. Арманда догадалась налить мне стакан воды и предложить: