Жорж Сименон - Мегрэ и господин Шарль

— Извините, что мешаю, шеф.

— Ты мне совсем не мешаешь.

Прошло уже почти десять лет, как Лапуэнт поступил в уголовную полицию, и за ним закрепилось прозвище Малыша Лапуэнта. Тогда он был худым и длинным. С тех пор несколько посолиднел. Женился. У него появилось двое детей. Но он по-прежнему оставался Малышом Лапуэнтом и — добавляли некоторые — любимчиком Мегрэ.

— Там у меня сидит женщина, которая настаивает, чтобы приняли ее именно вы. Со мной она ни о чем не хочет говорить. Сидит, выпрямившись на стуле, не двигается и полна решимости добиться своего.

Так бывало уже не раз. Из-за газетных публикаций люди настаивали на встрече с ним лично, и часто переубедить их стоило труда. Иные даже являлись прямо на бульвар Ришар-Ленуар, бог знает какими путями раздобыв его домашний адрес.

— Она сказала, как ее зовут?

— Вот ее карточка.

Г-жа Сабен-Левек, бульвар Сен-Жермен, 207-а.

— Она производит странное впечатление, — продолжал Лапуэнт. — У нее неподвижный взгляд и от нервного тика перекашивается правый уголок рта. Перчаток не сняла, но видно, как у нее то и дело судорожно сжимаются руки.

— Позови ее и останься здесь. Возьми на всякий случай блокнот — может, придется стенографировать.

Мегрэ взглянул на свои трубки и с сожалением вздохнул. Передышка кончилась.

Когда женщина вошла, Мегрэ встал.

— Присаживайтесь, сударыня.

Женщина не отрывала взгляда от Мегрэ.

— Вы, действительно, комиссар Мегрэ?

— Да.

— Я думала, вы толще.

На ней было меховое манто и подобранная к нему шапочка — ток. Что это — норка? Мегрэ совершенно не разбирался в мехах, поскольку жена дивизионного комиссара обычно довольствуется кроликом, в лучшем случае — нутрией или ондатрой.

Г-жа Сабен-Левек медленно, словно составляла опись, обводила взглядом кабинет. Когда у края стола пристроился Лапуэнт с карандашом и блокнотом, она спросила:

— Этот молодой человек останется здесь?

— Да, конечно.

— Он будет записывать нашу беседу?

— Таково правило.

Дама нахмурилась, и пальцы ее сжались на сумочке из крокодиловой кожи.

— Я думала, что смогу переговорить с вами с глазу на глаз.

Мегрэ промолчал. Он разглядывал посетительницу: впечатление она производила на него, как и на Лапуэнта, по меньшей мере странное. Взгляд ее становился то тягостно пристальным, то казался отсутствующим.

— Думаю, вы знаете, кто я?

— Я прочел ваше имя на визитной карточке.

— Вы знаете, кто мой муж?

— Вероятно, он носит ту же фамилию, что и вы.

— Это один из лучших парижских нотариусов.

Тик не прекращался, подергивающийся уголок рта все время полз вниз. Казалось, ей стоило труда сохранять хладнокровие.

— Продолжайте, прошу вас.

— Он исчез.

— В этом случае вам надо обращаться не ко мне. Существует специальная служба, которая занимается пропавшими людьми.

Она иронически, безрадостно усмехнулась и решила не утруждать себя ответом.

Определить возраст посетительницы было трудно. Ей вряд ли было больше сорока, от силы — сорока пяти, но лицо у нее было помятое, с мешками под глазами.

— Вы выпили перед тем, как идти сюда? — неожиданно поинтересовался Мегрэ.

— Вас это интересует?

— Да. На встрече со мной настаивали вы сами, не так ли? Вам следовало приготовиться к вопросам, которые могут показаться вам нескромными.

— Я представляла вас по-другому, более понятливым.

— Именно потому, что я хочу понять, мне необходимо выяснить некоторые вещи.

— Я выпила две рюмки коньяка для храбрости.

— Только две?

Она взглянула на комиссара и промолчала.

— Когда исчез ваш муж?

— Почти месяц назад. Восемнадцатого февраля. Сегодня двадцать первое марта.

— Он сказал, что отправляется в поездку?

— Даже словом мне об этом не обмолвился.

— И вы только сейчас заявляете о его исчезновении?

— Я к ним привыкла.

— К чему?

— К тому, что он отсутствует по нескольку дней.

— И так продолжается давно?

— Многие годы. Это началось вскоре после нашей свадьбы, пятнадцать лет назад.

— Он никак не объясняет вам свои отлучки?

— Я не думаю, что он отлучался.

— Не понимаю.

— Он остается в Париже или окрестностях.

— Откуда вам это известно?

— Оттуда, что первое время я посылала следить за ним частного детектива. Затем бросила, потому что каждый раз было одно и то же.

Говорила она с известным трудом и не только потому, что выпила две рюмки коньяка. Да и выпила она вовсе не для храбрости; ее испитое лицо, усилия, которые она прилагала, чтобы держаться в форме, говорили о том, что пьет она часто.