Жорж Сименон - Мегрэ и одинокий человек

— Она ушла с полчаса назад.

— Нет никаких сомнений, что это он?

— Она его сразу узнала.

— Плакала?

— Нет. Немного постояла неподвижно, глядя на него. Спросила меня, когда сможет заняться организацией похорон, я посоветовал ей обратиться к вам. Доктору Лагодинеку тело больше не нужно. Он вытянул из него все, что мог.

— Благодарю вас. Очевидно, сегодня к вам зайдет также и молодая женщина. Это дочь…

— Я буду в ее распоряжении…

Мегрэ открыл дверь в кабинет инспекторов и окликнул Торранса.

— Ничего нового?

— Как вы и велели, шесть человек обходят район улиц Лепик и Коленкур, опрашивая посетителей баров и кафе, а также простых прохожих пожилого возраста, которые могли знать Вивьена до его исчезновения…

Не было никаких доказательств, что он стал клошаром на следующий же день после ухода из дома и мастерской. Он вполне мог переехать в другой квартал или даже прожить несколько лет в провинции.

Не имея возможности прочесать всю Францию, Мегрэ уцепился за Монмартр, сам толком не зная почему.

Чуть позднее он позвонил мадам Вивьен, чей номер нашел в телефонной книге. Она уже вернулась домой и ответила на звонок как человек, всегда ждущий плохих новостей и постоянно к ним готовый.

— Алло… Кто у аппарата?..

— Мегрэ… Мне стало известно, что вы ходили на опознание тела… Это действительно ваш муж?

Она сухо проронила «да».

— Он сильно изменился за двадцать лет?

— Как и любой другой изменился бы.

— Я только что от следователя. Упомянул о похоронах. Он разрешил выдать вам тело, чтобы всем занимались вы. Также он согласен, чтобы прессу не информировали, насколько это возможно.

— Спасибо.

— Полагаю, вы не хотите привозить тело на улицу Коленкур?

— Разумеется.

— Когда вы собираетесь его хоронить?

— Послезавтра. Я ждала известий от вас, чтобы вызвать агента похоронного бюро.

— У вас есть участок на каком-нибудь парижском кладбище?

— Нет. Мои родители были людьми небогатыми.

— В таком случае погребение, по всей вероятности, пройдет на кладбище Иври.

— Там уже лежит моя мать.

— Вы не связывались с дочерью?

— Пока нет.

— Я попрошу вас сообщить мне точный час похорон…

— Собираетесь прийти?

В этом вопросе не было ни малейшего намека на любезность.

— Не бойтесь. Вы меня не заметите…

— Если только за вами не увяжутся журналисты.

— Я сделаю так, чтобы этого не случилось.

— Я ведь не смогу вам помешать, верно?

Ее голос был горьким. Горьким вот уже двадцать лет.

Или таков ее характер? Была ли она такой в те времена, когда жила с мужем?

Мегрэ задавал себе все возможные и вообразимые вопросы, включая те, что могли бы. показаться смехотворно-нелепыми. Он безуспешно пытался реконструировать у себя в голове личность Марселя Вивьена, самого одинокого из одиноких.

Большинство людей, какими бы сильными они ни были, нуждаются в человеческом общении. Он — нет.

Поселился в большом пустом доме, который в любой момент могли снести, и собирал в своей комнате самые бесполезные и самые невероятные предметы.

Другие клошары знали его только в лицо. Некоторые пытались заговорить с ним, но он шел мимо не отвечая.

У месье Жозефа, куда два-три раза в неделю ходил заработать свою пятифранковую монетку, он тоже не разговаривал, просто смотрел в одну точку в зеркало напротив.

— Похороны состоятся послезавтра, — сообщил Мегрэ Торрансу. — Я пообещал сделать все возможное и невозможное, чтобы об этом не писали в прессе.

— Некоторые журналисты звонят по три раза в день.

— Надо им отвечать, что нет ничего нового.

— Что я и делаю, остальные инспектора, когда меня нет в кабинете, тоже. Они недовольны и уверены: от них что-то скрывают…

А вдруг какой-нибудь слишком шустрый репортер раскопает то, что сумел раскопать Мегрэ?

Назавтра оперативники уголовной полиции продолжили показывать фотографии Марселя Вивьена и задавать вопросы, на которые не получали положительных ответов.

Мегрэ позвонил Одетт Делаво. Она также опознала отца.

— Вы знаете, когда состоятся похороны?

— Мать вам разве не сказала?

— Когда я разговаривала с ней в последний раз, она еще не видела агента похоронного бюро.

— Похороны состоятся завтра в девять утра.

— Отпевание будет?

— Нет. Мы не станем отпевать его в церкви. За катафалком пойдут только моя мать, мой муж и я…

Какая жалость, что Мегрэ пришлось пообещать не ставить в известность прессу. Возможно, как это часто случается, убийца пришел бы к Институту судебной медицины или на кладбище?