Какая бесконечная нежность прозвучала в слове «мальчик», сколько нежности было в движении руки, которым он указал на Мак-Джилла!
— От Парсона и его друзей он узнал правду. Я помню его первые слова, когда мы остались с ним наедине: «Мистер Мора, вы мой отец…»
И снова умоляющий голос Мак-Джилла.
— Молчи, папа!
— Молчу. Я расскажу только самое главное. С тех пор мы стали жить вместе, мы трудимся вместе, чтобы спасти то, что молено спасти, и это объяснит вам ту тревогу, о которой вам говорил господин д'Окелюс. Ведь я чувствовал, что не сегодня-завтра должна произойти катастрофа. Наши враги, прежние друзья Джоза, не стеснялись, и, когда вы приехали, один из них — Билл — разыграл целую комедию, чтобы сбить вас с толку. Вы решили, что Билл действует по нашим указаниям, но нет — это мы выполняли указания Билла. Мы напрасно старались заставить вас уехать. Они убили Анджелино из-за вас; они чувствовали, что вы напали на верный след, и не хотели проиграть свое лучшее дело. У меня три миллиона долларов, господин Мегрэ… За полгода я отдал им полмиллиона, но они хотят заполучить все. Попробуйте объяснить это полиции.
Почему именно в этот момент Мегрэ вспомнил о печальном клоуне? Декстер в гораздо большей степени, чем Мора, стал для него символической фигурой, и, как это ни парадоксально, таким же символом стал и Парсон, который дал себя убить на улице в тот самый момент, когда почти честным путем заработал две тысячи долларов.
Роналд Декстер в глазах комиссара воплощал в себе все невезение и все несчастья, какие только могут обрушиться на человека; Декстер тоже заработал ценой предательства маленькое вознаграждение — пятьсот долларов, но он пришел и положил их на этот самый стол, где бутылки из-под пива и стаканы с виски соседствовали теперь с сандвичами, к которым никто не притронулся.
— А вы не могли бы уехать за границу? — как-то неубедительно подсказал Мегрэ.
— Нет, комиссар. Это мог бы сделать человек вроде Жозефа, но не я. Я боролся в одиночку почти тридцать лет. Боролся против самых страшных своих врагов: против самого себя и своего горя. Сотни раз я мечтал, чтобы все провалилось в тартарары — понимаете? Я действительно искренне хотел заплатить за все.
— Зачем?
И тут Маленький Джон произнес слова, которые теперь, когда он позволил себе расслабиться, раскрыли самую глубину его мысли:
— Чтобы отдохнуть.
— Алло!.. Лейтенант Льюис?
Было пять утра, и Мегрэ, оставшись один у себя в номере, звонил полицейскому домой.
— У вас новости? — спросил тот. — Дело в том, что сегодня ночью неподалеку от вас, прямо на улице было совершено преступление, и я полагаю…
— Парсон?
— А вы уже в курсе?
— Мне кажется, этому не стоит придавать значения.
— Как так?
— Невелика важность! Все равно через два-три года он умер бы от цирроза печени, а страдал бы при этом гораздо больше.
— Я вас не понимаю.
— Ничего… Я звоню вам, лейтенант, потому, что, по-моему, завтра утром в Европу отходит английское судно, и я хочу отплыть на нем.
— Вы знаете, мы так и не разыскали акта о смерти той молодой женщины!
— Вы его и не найдете.
— Что вы сказали?
— Так, ничего… Так вот, было совершено только одно преступление, то есть, простите, еще одно было совершено сегодня ночью, итого два! Анджелино и Парсон. У нас во Франции это называют «драмой преступных элементов».
— Каких элементов?
— Ну, людей, которых не интересует жизнь человека.
— Я вас не понимаю.
— Не беда!.. Я хочу попрощаться с вами, лейтенант; я возвращаюсь домой, в Мен-сюр-Луар, и буду счастлив принять вас у себя, если вы окажетесь в наших краях.
— Вы отказываетесь участвовать в розысках?
— Да.
— Считаете дело безнадежным?
— Нет.
— Я не хотел бы вас обидеть…
— Ну, конечно.
— Но мы их изловим.
— Я в этом уверен.
Кстати сказать, так оно и вышло: через три дня, в море, Мегрэ услышал по радио, что четверо опасных гангстеров, и среди них двое сицилийцев, задержаны полицией за убийство Анджелино и Парсона и что их адвокат пытается идти против очевидных фактов.
В момент отплытия парохода на набережной появилось несколько человек; все они делали вид, что не знают друг друга, но все смотрели в сторону Мегрэ. То были: маленький Джон в синем костюме и темном пальто; Мак-Джилл, нервно докуривавший сигареты до самого фильтра; унылый человек, который пытался проникнуть на пароход и с которым стюарды обращались высокомерно и пренебрежительно, — Роналд Декстер.
Читать дальше