По зрелом размышлении я выбрал для торжественного ужина вечер тридцать первого декабря.
Вечер 31 декабря в усадьбе Лас-Бегониас, резиденции доктора Ле Фаню, удостоился не одного художественного описания.
– Похоже, твой суженый просто сгорает от желания поскорее заполучить тебя, и еще неизвестно, с какой выходки он начнет церемонию, чтобы сбить всех с толку, – с мечтательным видом заметила Мариана Руис Вильяльба де Англада.
– Уж лучше, чем ты, никто не мог придумать: явиться на собственную свадьбу без корсета! – возразила сеньорита Монтенегро. – И вообще, в твои годы я бы куда меньше психовала по всяким пустякам. Вот учись у меня: как видишь, я довольна по уши, хотя и не питаю иллюзий насчет того, чтобы Тонио застрелился по дороге, что было бы уже просто дешевой выходкой назло.
– Я готова проявлять терпимость в течение четверти часа, – высказалась важная дама – с благородно-бледной кожей, с подкрашенными губами и волосами, с необыкновенно изящными руками. – По распорядку, уже скопированному в Сан-Фернандо, после пятнадцати минут ожидания по счетчику вам полагается оплачивать простой такси в течение целой ночи, как если бы вы все это время отплясывали фокстрот «Маргарита».
Почтительное молчание было ответом на слова Княгини. Наконец сеньора де Англада пробормотала:
– Какая же я глупая! Ну куда уж нам раскрывать рот, когда перед нами – сама Княгиня, знающая больше, чем телефонный справочник.
– Не касаясь личного изящества, утонченности и возвышенности слога, – возразил Бонфанти, – я полагаю, что ее слова выражают чувства, испытываемые всеми собравшимися здесь. Гласом невежества и неразумности будет названа речь того, кто не признает, что в словах Княгини прочно соединились здравый смысл и величайшая информированность, включая знание последних новостей.
– Да кто вы такой, чтобы болтать о новостях? – одернула его Княгиня. – Вспомните свои именины: помните, как сеньора Пасман застала вас в укромном месте за чтением «Билликена», да еще и старого номера?
– The elephant never forgets, [45]– порадовалась сеньорита Монтенегро.
– Бедный Бонфанти, – вздохнула Мариана. – Видно, как он опустился без той, что была ему soutien. [46]
– Ordern е progresso, mesdames, [47]– вмешался Монтенегро. – Cessez d'être terribles et devenez charmantes. [48]И пусть сидящий во мне задира-фехтовальщик следует всем поворотам дискуссии, но я не обязан оставлять без внимания многообещающие призывы к согласию. Пожалуй, я даже рискну предположить, не без некоторой pointe [49]иронии, что отсутствие нашего последнего soupirant [50]не сможет ослабить присутствия во мне духа эпикурейства и скептицизма.
– Бифштекс! Я требую, чтобы мне дали бифштекс, вот такой – побольше! – раздался деспотический голос с чилийским акцентом, – это заявила о себе Лоло Викунья де Де Крейф – восхитительная загорелая блондинка.
– Вашими устами глаголет самое неподдельное, самое замечательное жизнелюбие, – подхватил Бонфанти. – Не ставя ни на миг под сомнение первенство местных женщин, я все же сочту возможным отметить: в том, что касается силы духа, любой из них придется изрядно попотеть, рискнув бросить вызов тем, кто родился по ту сторону хребта. [51]
Высказала и Княгиня свое мнение по этому поводу:
– Вечно вы со своим духом, Бонфанти! И когда вы наконец поймете, что клиент платит за мясо, за живую, здоровую плоть.
Роскошная, нисколько не изможденная сеньора де Де Крейф подхватила реплику и довела ее до блеска:
– Что этот тухлый окорок себе позволяет? Он хочет сказать, что мы, чилийские женщины, живем святым духом и худы, как скелеты?
Протест был сопровожден смелым опусканием кружевной отделки выреза платья, что красноречиво свидетельствовало о справедливости негодования сеньоры де Де Крейф.
– Он так говорит, чтобы заставить всех поверить в то, что его персона еще не проходила через беседку в парке твоей усадьбы, – заметила Мариана (ни для кого не было секретом, что госпожа Де Крейф использовала садовую беседку для внебрачных любовных утех). – В отличие от всех остальных, – добавила она.
– Ну вот, Лоло, опять ты кипятишься не по делу, – сказал какой-то нервный молодой человек с сединой в волосах и с лошадиной физиономией. – Бедняга просто хотел сделать тебе комплимент.
В разговор неожиданно вмешался мужчина, очень похожий на Хуана Рамона Хименеса.
– Давай, Потранко, давай, продолжай! – подбодрил он конеобразного молодого человека. – «Тыкай» женщине, и не какой-нибудь, а моей жене, как будто меня здесь и нет.
Читать дальше