Джон Карр - Загадка Красной вдовы

Он заморгал, когда снизу послышались крики. Крики все приближались, под чьими-то шагами загрохотала гулкая лестница, ведущая на чердак. Открылась дверь, и в щели показалась голова сэра Джорджа Анструзера.

– А вот и я, – сказал баронет. – Надеюсь, я не опоздал. Вы велели прийти в четвертом часу. Во что играете? У вас в доме что, больше никого нет? Мне пришлось самому найти путь наверх.

– Итак, – злорадно сказал Мастерс, – вы не хотите говорить об этом, сэр Генри? И вы не собрали здесь всех нас, и вы не дожидались сэра Джорджа для того, чтобы начать?

Мастерс совершил тактическую ошибку. Им пришлось придумывать способы, как успокоить Г. М., который вопил что-то о неблагодарности и тряс своим кулачищем перед носом Мастерса. Через некоторое время и не без усилий спокойствие было восстановлено, и Г. М. снова разжег трубку.

– Ну хорошо, – сказал он. – Я все же начну, но лишь исполняя свой долг. – Косой взгляд на Мастерса. – Итак…

Джентльмены, Юджин Арнольд – сумасшедший. Не в юридическом смысле этого слова и даже не согласно выработанным им самим правилам. Его не отправят в сумасшедший дом; при том общественном строе, какой мы имеем, его не назовешь даже оригиналом. Когда такой человек, как он, действует в рамках закона, мы восхищаемся им, возвеличиваем его, при жизни награждаем «роллс-ройсами», после смерти – памятниками. Его болезнь – это прописные заученные истины, разложившиеся вместе с его мозгом. Короче говоря, джентльмены, он словно генерал без армии или финансист без капитала.

Я бы назвал ее болезнью одной идеи. Вся его жизнь была расписана, как таблица. Все вокруг делилось на две категории – полезное и бесполезное. Лично ему, естественно. Бесполезное можно было без лишних угрызений совести выбросить. Он сам определял, что ему было нужно, и добивался своего, не считаясь ни с чем . Он был за то, чтобы говорить правду в глаза – естественно, если правда не касалась его самого. Ни одному пророку здравого смысла не понравится то, что говорят о нем простые смертные. Что из того, что он в погоне за тем, что ему нужно, нарушал буржуазную этику и буржуазные условности? Пока супермен следует своему кодексу чести, кто помешает ему обманывать окружающих его дураков, пляшущих под его дудку? Он так привык говорить всем правду, что ее не осталось для него самого. Наш герой никак не мог взять в толк: если человечеству нравится тешить себя какой-нибудь иллюзией, то эта иллюзия гораздо ценнее, чем глупец, который пытается ее разрушить.

– И все же, – задумчиво сказал Терлейн, – он вступился за Джудит, когда ее обвинили в краже дротиков…

Г. М. был непреклонен.

– Ага. Если уж я и прежде не был уверен, что он виновен, та сцена дала бы мне много пищи для размышлений. Его выступление так не вязалось с его характером, а играл он так паршиво, что я едва прямо не посоветовал ему держать язык за зубами. Понимаете…

– Подождите, сэр. Давайте начнем сначала, – предложил Мастерс. – Когда вы стали его подозревать?

– Во время первого с ним разговора. У меня возникло просто смутное ощущение – я ведь еще не знал, как было совершено убийство, а у всех было алиби. Я тогда временно потерял контроль над моим аппаратом сидения и думания, поэтому я не придал нашему разговору особого значения. Позже я переосмыслил его. В том, что он говорил нам – помните, как он отзывался о Бендере? – я сразу учуял какую-то непоследовательность, какую-то извращенность. Не стану углубляться в детали – могу только повторить, что мне не доставляет никакого удовольствия рассказывать о нем.

Арнольд послал Бендера в Мантлинг-Хаус. Он был его боссом, его владыкой. Кто-то из обитателей дома подозревается в безумии; Бендер пробыл в доме достаточно времени, чтобы напасть на след. И все же Арнольд уверяет, что не знал, в каком направлении двигалась его работа. Позволю себе быть легковерным и предположу, что Арнольд не требовал от Бендера регулярных и подробных отчетов (что вряд ли, потому что в дело замешана девушка, с которой Арнольд помолвлен). Но я ни за что не поверю в то, что он ничего не знал о той маленькой игре, которую мы затеяли тем вечером. Черт побери, к ней готовились не меньше недели, а Арнольд – первый человек, к которому Бендер обратился бы за консультациями. Как видите, облако маловероятных совпадений становилось все гуще и гуще. Почему Бендер так стремился попасть в ту комнату? Он не остановился даже перед мошенничеством с картами. Пресловутая «добросовестность» ничего не объясняет. Даже если бы в комнате оказалась смертельная ловушка, как бы она помогла Бендеру справиться с психом, если бы тот вдруг объявился? Вся история дурно пахнет. Я угадывал за происходящим чью-то руку. Вот что интересно: проведя столько времени в доме – а он был на короткой ноге со всеми его обитателями, – Арнольд так и не смог догадаться, кто безумец. Не очень логично думать, будто Бендер за неделю сумел обнаружить то, что его блестящий начальник не раскрыл и за год. Вы видели, как ратовал он за социальную справедливость? Я прямо вижу его: подбородок вздернут вверх, в глазах – современная утопия здравого смысла, и говорит спокойно и со знанием дела: «Если в доме находится сумасшедший, наш долг – ограничить его свободу».