Джозефина Тэй - Поющие пески

Во время следующей нашей встречи я сказал, что уезжаю в Шотландию в тот же самый вечер, в который он уезжает в Париж, и предложил, чтобы он оставил свой багаж (у него было всего лишь два чемодана) в камере хранения на вокзале Виктория, поужинал со мной на Бритт Лейн и после проводил меня на Юстон.

Ему всегда доставляло большое удовольствие выполнить какую-нибудь мою просьбу. На ужин у нас было блюдо из риса, котлет и абрикосов. Махмуд научил госпожу Люкас, как делать нечто такое (нужно все это вместе долго тушить, чтобы все блюдо пропиталось запахом абрикосов). Потом Махмуд отвез нас на Юстон. На вокзале я послал Кенрика получить мой билет в спальный вагон, а сам пошел отыскать свое купе. Потом я стоял на платформе и ждал Кенрика. Если бы случайно Кенрик удивился, почему я еду под именем Шарля Мартэна, то я мог ему объяснить, что мне приходится непременно ехать инкогнито, что при моей популярности было вполне понятно. Но он не упомянул об этом.

Я почувствовал, что боги на моей стороне, когда увидел, что проводник — это Старик Джогурт. Вы не знаете Старика Джогурта. Он никогда за все время своей карьеры не удостоил своим интересом ни одного пассажира, пусть даже и самого важного. Когда он на службе, его единственная цель заключается в том, чтобы закрыться в своем купе в первый подходящий для этого момент и лечь спать.

У нас было менее пяти минут до отхода поезда. Некоторое время мы разговаривали, стоя у наполовину открытой двери купе, причем Кенрик стоял лицом к коридору. Вскоре он сказал, что будет лучше, если он уже выйдет, потому что иначе его отвезут в Шотландию. Я показал ему на свой маленький несессер, который лежал на сиденье, и сказал: «Когда ты откроешь этот чемодан, то найдешь кое-что для себя. На память до следующей встречи».

Он наклонился с почти что детским прилежанием, чтобы расстегнуть оба замка. Положение было идеальным. Я вытащил из кармана самое совершенное оружие из всех, что когда-либо были изобретены человеком для обезвреживания ничего не подозревающего противника. У первобытного человека в пустынных странах не было ни ножа, ни ружья, однако он сделал своим слугой песок. Достаточно тряпки и пары горстей песка, и череп трескается, как яичная скорлупа. Трескается очень пристойно, без крови и других следов. Он только кашлянул и упал вперед, на чемодан. Я закрыл дверь и запер ее. Потом я проверил, не идет ли у него носом кровь. Не шла. Я стащил его с постели и запихал под нее. Это была моя единственная ошибка. Только половина пространства под постелью была свободна, вторая же половина была занята какими-то устройствами, и, несмотря на то, что Кенрик был худой и маленький, я не мог убрать его ноги из поля зрения. Поэтому я снял свой плащ и бросил его так, чтобы он свисал вниз и закрывал ноги. Потом я уложил складки плаща так, чтобы они выглядели естественно, и тогда услыхал свисток. Я положил билет в одну сторону вместе со спальным билетом на маленькую полочку под зеркалом, где мог их увидеть Джогурт, и по коридору перешел в туалет. Ничто никого не интересовало, кроме самого отъезда. Я заперся в туалете и ждал.

Где-то минут через двадцать я услышал стук поочередно закрываемых дверей, что означало, что Джогурт совершает свой обход. Когда я услышал его в смежном с туалетом купе, я начал шумно мыться. Немного позже он постучал в дверь и спросил, не я ли пассажир из «Би-семь». Я оказал, что да. Он объявил, что он нашел мои билеты и что он взял их. Я услышал, как он перешел в следующий вагон и начал этот свой стук дверьми там. Тогда я пошел в «Би-семь» и заперся.

У меня еще было целых три часа, чтобы довести все до совершенства.

Бели Вам когда-нибудь захочется быть уверенным в том, что никто не нарушит вашего спокойствия, дорогой господин Грант, то купите спальный билет на север Шотландии. Нигде в мире невозможно так оградить себя от чьего бы то ни было вторжения, как в спальном купе, когда проводник уже сделает свой обход. Даже в большей степени, чем в пустыне.

Я вытянул Кенрика из-под кровати, потер его головой о край умывальника и положил на кровать. Задание мне облегчал еще и его космополитизм в области одежды. Его белье выглядело как стираное в реке Ганг, костюм был сшит в Гонконге, а ботинки — в Карачи. Часы Кенрика были дешевые, металлические, без имени и без инициалов. Я опустошил его карманы и вложил в один из них бумажник Мартына со всем его содержимым.

Он все еще был жив, но перестал дышать, когда мы проезжали станцию в Рэгби.