Для одних трагедией становился распад огромный страны, вынужденное переселение, разгул преступности и коррупции, потеря социального статуса, отсутствие перспектив. Для Халуповича, неплохо устроившегося в новой жизни, трагифарсом обернулась встреча с бывшими возлюбленными, в результате чего он стал главным подозреваемым.
— Вы о чем-то задумались? — спросила Линовицкая.
— О Халуповиче, — признался Дронго, — мне понравилась его идея, сама мысль собрать самое дорогое, что у него было в жизни, — женщин, с которыми связаны его лучшие воспоминания.
— У каждого человека есть такие воспоминания, — заметила она. Потом, чуть помолчав, неожиданно спросила: — А у вас они есть?
Он удивленно взглянул на нее. Погибшая Элен, несчастная Мария Грот в бельгийском отеле «Евровиллидж», ушедшая Лона, незнакомка в американском кинотеатре, Джил… В его жизни было несколько женщин, оставивших яркий след.
— Может быть, — задумчиво сказал он, — может быть. А почему вы спрашиваете?
— Просто так, — уклонилась она от ответа.
Странно, что ее интересуют какие-то факты его
биографии. Может быть, в прокуратуре говорили об одном из его расследований? Впрочем, некоторые из этих дел обросли легендами.
— Как зовут эту женщину? — спросил он, имея в виду соседку Халуповича.
— Софья Оганесовна Овсепян, — ответила Линовицкая, — ее зять купил квартиру в этом доме. И поселил в ней свою тещу. Сам он вечно в командировках, его жена живет постоянно в Праге, а Софья Оганесовна живет здесь вместе с племянницей. Девушка учится в консерватории. В день, когда произошло убийство, она вернулась поздно. Поэтому Софья Оганесовна почти все время стояла у окна, глядя во двор. Почему-то пожилым людям нравится подобным образом проводить время.
— Моя бабушка тоже любила смотреть в окно, — задумчиво произнес Дронго. — Старикам интересно наблюдать за жизнью других. Они знают, как недолог наш день, и поэтому как-то по-особенному наслаждаются жизнью, растягивая это удовольствие. Вы знаете, я открыл закон прохождения жизни, — пошутил Дронго. — Первые десять лет тянутся страшно медленно, вторые — гораздо быстрее. Третьи, четвертые и пятые десятилетия пролетают, как одно мгновение. Потом время снова замедляется, осложненное болезнями и проблемами. Мы проживаем шестой, седьмой, если повезет, восьмой десяток лет. И так далее. И чем больше человек живет, тем медленнее для него течет время. Не в прямом смысле, а в метафизическом.
— Вы еще и философ? — улыбнулась Валентина Олеговна.
— Почему «еще»? — все-таки спросил он. — Или вы знаете за мной какие-то другие качества?
Автомобиль, въехав во двор, мягко затормозил у подъезда Халуповича.
— Знаю, — сказала Линовицкая, выходя из машины.
Она взглянула на часы и нахмурилась.
— Уже восемнадцать тридцать. Вообще-то нам не положено делать такие вещи. Но, учитывая исключительные обстоятельства…
Она слегка наклонилась в сторону Миши:
— Вы знаете код на двери?
— Я открою, — вышел из автомобиля водитель.
Войдя в подъезд, они поднялись на шестой этаж. В
лифте Дронго ничего не стал спрашивать, а она объяснять. «Поговорим обо всем на обратном пути», — решил Дронго. Лифт грохотал как обычно. На площадке Линовицкая нажала кнопку звонка. Через некоторое время раздались быстрые шаги.
— Кто там? — спросил молодой женский голос.
— Извините, пожалуйста, — Линовицкая оглянулась на Дронго, — я следователь из прокуратуры. Вчера мы беседовали с вашей бабушкой Софьей Оганесовной. Мне нужно с ней еще раз поговорить.
— Да, конечно.
Дверь сразу открылась. На пороге стояла девушка лет двадцати. На ней было голубое платье. Длинные волосы заплетены в две косы.
— Я вас узнала, — улыбнулась девушка, — Входите, пожалуйста.
— Кто пришел? — раздался старческий голос.
— Это к вам, Софья Оганесовна, — крикнула девушка.
Пока Дронго и Линовицкая раздевались, в коридоре появилась полная женщина невысокого роста, с большим крючковатым носом и сросшимися бровями. Выражение ее лица было мрачным, а губы упрямо сжаты. Прошаркав к гостям, она внимательно осмотрела обоих и, узнав Линовицкую, кивнула ей.
— Опять пришли? Значит, все-таки мне поверили.
— Добрый вечер, Софья Оганесовна, — вежливо приветствовала хозяйку Линовицкая. — Разрешите нам вас еще раз побеспокоить.
— Конечно, беспокойте, — неожиданно улыбнулась женщина, — мне одной скучно. А у Медеи все время или экзамены, или семинары. Корпит над своими книгами. Вот и сижу одна. Медея, приготовь нам чай, — строго приказала старуха.
Читать дальше