Стивен Ван Дайн - Дело Бенсона

Хэс молча подошел к Вансу и протянул руку. В этом жесте были и извинение, и уважение. Я сразу же воспылал к нему любовью.

Когда Хэс увел арестованного, а Фелпсу была оказана помощь, Маркхэм подошел к Вансу н взял его под руку.

– Пойдем отсюда, – сказал он. – Дело закончено.

Вэтот же день вечером после турецкой бани и обеда мы расположились в комнате отдыха Стюйвезант-клуба. Мы долго молча курили, а потом Ванс неожиданно, как бы отвечая на собственные мысли, сказал:

– И такие упрямые и без воображения люди, вроде сержанта Хэса, составляют барьер между преступниками и обществом!.. Печально, печально.

– Сегодня у нас нет наполеонов, – отозвался Маркхэм, – а если бы и были, то неизвестно, получились бы из них детективы или нет.

– Но даже они продвинули бы вперед профессию, – сказал Ванс, – и внесли в дело психологические факторы. Насколько я понимаю, ваши полисмены выбираются по росту и весу, что необходимо им для драк с бандитами. Американский идеал…

– Во всяком случае, Хэс простил вас, – сказал Маркхэм.

– Еще бы, – улыбнулся Ванс. – В газетах он получит столько славы и лести, что за это простит любого. Он даже простит майора за удар… А бедняга Фелпс будет бояться ног до конца дней своих.

– Вы, конечно, угадали реакцию майора. Я готов принять ваши психологические методы. Ваша эстетическая дедукция навела вас на верный след. – Он помолчал. – Объясните мне все же, почему вы были убеждены в вине майора?

Ванс откинулся на спинку кресла.

– Вернемся к характерным особенностям преступления. Перед самым выстрелом Бенсон и убийца разговаривали или спорили, один сидя, а другой стоя. Потом Бенсон взял книгу, делая вид, что читает. Он сказал все, что хотел. Его чтение было знаком окончания разговора: никто не читает книгу во время разговора, если для этого нет цели. Затем убийца, увидев, что ситуация безнадежна, героически выхватил пистолет, навел на Бенсона и нажал курок. Таковы факты.

Ванс несколько раз глубоко затянулся.

– Давайте теперь проанализируем их. Как я уже говорил, убийца не стрелял в тело, хотя шансов попасть в тело было гораздо больше, чем попасть в голову. Он выбрал трудную и опасную цель. Его техника исполнения, так сказать, была дерзка, точна и бесстрашна. Только человек с железными нервами и хваткой игрока мог отважиться на это. Следовательно, все нервные, импульсивные и слабовольные личности автоматически исключались из числа подозреваемых. Точный деловой подход к убийству безошибочно указывает, что оно задумано и осуществлено хладнокровным, расчетливым человеком, у которого огромное самообладание и страсть к риску. В преступлении не было ничего утонченного, никакой игры воображения. Каждая деталь указывала на агрессивный и тупой ум, который привык действовать прямолинейно и конкретно. Я полагаю, Маркхэм, вы умеете разбираться в человеческой натуре?

– Возможно, – с сомнением ответил Маркхэм.

– Отлично. Учитывая психологические особенности, оставалось найти такого человека, который был бы способен совершить преступление при сложившихся обстоятельствах… Так уж вышло, что я давно знал майора, и, когда утром я побывал на месте преступления, я понял, что это дело его рук. Это преступление в каждой своей детали четко отражало все психологические черты личности, которая его совершила. Но даже не зная его лично, по одним только фактам, я бы непременно включил майора в число подозреваемых.

– Но допустим, что это сделал другой человек типа майора?

– По природе мы все различны, – ответил Ванс, – однако две личности, близкие по натуре, могут существовать одновременно. В таком случае сыграл бы свою роль закон вероятности. Даже если бы в Нью-Йорке существовали две одинаковые личности, разве у них могли бы быть одни и те же шансы н мотивы для убийства? Когда в деле появился Пфайф, я включил его в свой список на том основании, что он игрок и охотник. Не зная его лично, я обратился за инфюрмацией к полковнику Острандеру, и то, что он сказал мне, немедленно выбросило Пфайфа из игры.

– Но он человек импульсивный и опрометчивый игрок, – возразил Маркхэм, – и он вполне мог рискнуть.

– О! Между опрометчивым игроком и уравновешенным игроком вроде майора Бенсона есть огромная психологическая бездна. Опрометчивым игроком руководят страх, надежда и отчаяние, уравновешенный игрок действует на основе своего опыта, убеждения и рассудительности. Один действует под влиянием эмоций, другой – ума. Майор отличается от Пфайфа своим самообладанием. Майор самоуверен, но это не безрассудная самоуверенность – она основана на инстинктивной вере в собственную непогрешимость и безопасность. Это противоположность того, что фрейдисты называют комплексом неполноценности – форма этомании, вариант fobie des grandeurs [67] Мания величия ( фр. ). . У майора это есть, а у Пфайфа отсутствует. И поскольку преступление указывает на наличие этого качества у преступника, я понял, что Пфайф невиновен.