К. Попов - Виноватые и правые - Рассказы судебного следователя.

В комнату вошла женщина средних лет.

— Арсютка прибегал, — начала она, помолившись сперва на иконы, а потом низко поклонившись мне и не столь низко Градову, — следователь, говорит, тебя зовет, его благородие…

— Не благородие, глупая, а высокоблагородие; у него писарь благородие-то, заметил Градов.

— Не обессудьте, ваше благородие, тьфу ты… Большое благородие…

— Опять большое! Высокоблагородие! — вмешался Градов.

— Ну, высокое благородие; наше бабье дело, — так…

— Не баба ты, — опять заметил Градов, — коли десятник!

— Да как же, Михайло Трофимович: хошь прозвище-то ноне и не бабье у меня, да ведь уж не во всем же я мужиком стала. Отойдет моя неделя, так опять бабой обернусь, — сказал десятский, скромно улыбаясь.

— Ну, матушка, — обратился я к ней, — хотя и не хотелось бы мне посылать тебя в такую пору, да что делать, нужно!

— Что делать, ваше… высокое… благородие? Мы от начальства не прочь. Такое уж наше дело… Мне, как-то, все по ночам приходится: в ту там неделю тоже о эку пору становой подъехал.

— Ну, что делать! Прежде всего, ты достань мне сотского.

— Ой, да ведь никак он в приказ прошел с Виктором Ивановичем, с казначеем.

— Ну, так иди скорей, не опусти; да, если нет в приказе других старшин, так позови и казначея.

— Тотчас сбегаю, в. в. Уж эту-то ночку я отслужу тебе, кормилец; а завтра-то, тако милость будет, не уволишь ли? Дома то мал-мала меньше.

— Хорошо, только иди, не зевай.

— Духом сбегаю, в. в.

Десятский ушел. Вместо него явилась Градова с дочерью.

— Здравствуйте, кормилец, в. в! — Кланяйся дядюшке, — сказала она дочери.

— Здравствуй, матушка. — Иди-ко ко мне, невеста!

— Не обессудьте, кормилец в. в., больно уж у меня необиходно: ишь ты, старый охлупень, и стола-то не накрыл и шомныша-то не выпахана! [7] Выпахать — вымести.

— Ничего, матушка!

Той порой невеста моя поместилась рядом со мной.

— Что, ты любишь меня? — спросил я.

— Юбью.

— Да ведь я рыжий?

— Беий.

— Похож я на лешего?

— Нет.

— Отчего?

— Ти биеньку денезку дав.

— Умница! Вот тебе сахару за это.

— Кланяйся же барину, — сказала Градова.

Девочка кивнула головой.

Явились сотский [8] Крестьянин, избранный сельским сходом для выполнения общественных обязанностей, надзора за порядком; представлял обычно 100 дворов. с Виктором Ивановичем.

— А что, Виктор Иванович, ты можешь находиться у меня депутатом?

— Как прикажете, только можно ли мне? Если по негодяевскому делу приехали, так подсудимым-то я по своим буду… все наша Негодяевщина!

— Тем лучше! На то и есть депутат, чтобы защищать подсудимых; так кому же и быть депутатом, как не родственнику?

— Какая уж мы защита, в. в! А можно, так… я тоже и в приказе-то ничего не делаю.

— А подсудимые-то, кажется, недалеко отсюда?

— Да прямо-то так и версты не будет.

— Значит, сегодня я успею допросить их?

— Да наших-то как не успеть, в. в. Только вот Государевича-то как? Он, ведь, неблизко отсюда, да и не той волости, хоть нашего же приказу.

— За этим я уж послал. Это Лютиков так прозывается?

— Так точно, в. в. Вот вы догадались: знаете наши порядки. Удивительное это дело… как это у нас повелось? Видно, как-нибудь начальство надавало эти фамилии. Ей-Богу, в. в., иной мужик у нас и родится и умрет, а не знает своей настоящей фамилии… по писаному-то. Вот нас… не одна деревня Негодявы пишемся; Иванов Федоровых Негодяевых трое в нашей деревне: а много промеж себя зовем Журич — это значит, у его отца прозвище было Жура, иного Палкич, иного опять Дунич — это значит, мать у него Авдотья была, а попросту — Дунька.

— А вот по этому случаю ты и растолкуй сотскому, кого нужно позвать, а я, пожалуй, перепутаю: знаешь ведь, кого нужно?

— Как же, в. в., при мне ведь Михайло Сенотосович дознание-то делал.

Из объяснения Виктора Ивановича с сотским я узнал, что Матвей Негодяев, по случаю кражи у него, получил прозвание Матюги Холощеного.

— Так вот ты за этими, что сказал тебе Виктор Иванович, сейчас же пошли десятского, а сам побудь здесь… там подожди, — сказал я сотскому.

— Слушаюсь, в. в.

Сотский вышел.

— Теперь, Виктор Иванович, сделай-ка реестрик — кого надобно вызвать на завтрашний день: фамилии, по-писаному, я подчеркнул в акте дознания карандашом: вот бумага и чернила.