Мацей Сломчинский - Смерть промолвит вместо меня

— Вин-си! — закричал кто-то, и тут же все подхватили: — Вин-си! Вин-си! Вин-си!

Все взгляды устремились в правую сторону сцены, откуда, согласно правилам симметрии, должен был появиться актер.

Занавес опустился еще раз и опять пошел вверх, снова открывая лишь Еву Фарадей и Генри Дарси. Публика неутомимо рукоплескала, а возгласы «Вин-си! Бра-во!» то возникали, то снова заглушались громом оваций. Занавес еще трижды поднимался и опускался. Ева Фарадей и Генри Дарси по-прежнему неподвижно стояли посреди сцены, будто чувствуя себя неловко за аплодисменты для отсутствующего. Наконец занавес закрылся окончательно. В зрительном зале вспыхнул свет. Стивен Винси не показался публике. Несколько разочарованные зрители потянулись к гардеробу.

— Это странно, — сказала Каролина, засовывая руку в рукав плаща, поданного Алексом, — казалось бы, для людей, которые с такой страстью борются за симпатии зрителей, появление перед публикой в минуту своего наивысшего триумфа должно стать подлинным наслаждением. Я много раз видела Винси в других спектаклях, и у меня создалось впечатление, что он ужасно это любит. Порой он даже бывал несколько старомоден в своих жестах благодарности: прикладывал руку к сердцу и кланялся низко в пояс, как актеры прошлого столетия. А ведь никогда еще в его честь не было столь бурных и длительных оваций. Такая реакция зрительного зала случается нечасто. А он взял и не вышел.

— Быть может, это как раз самый лучший метод, — предположил Алекс. — Дескать, если я вам так уж сильно нравлюсь, сделаю вид, что мне безразличны ваши аплодисменты. И тогда кроме восхищения я заслужу еще и ваше уважение. Возможно, он рассуждал именно так. А может, просто очень торопился куда-то. На свидание или на поезд…

Они вышли в гуще толпы, еще более оживленной, чем во время антракта, и сели в автомобиль. «Клуб зеленого пера», членом которого состоял Алекс, находился довольно далеко от театра «Чембер», и они добрались туда примерно через четверть часа, а на протяжении всего пути молчали, размышляя о спектакле. И только когда они уселись на удобных мягких стульчиках, а Джо заказал напитки и закуски, настроение, наконец, изменилось.

— Я очень благодарна вам за приглашение, — сказала Каролина Паркеру, — Это был незабываемый вечер. Думаю, что мы еще не раз будем вспоминать о нем. К сожалению, я совсем забыла, что вскоре начнется наша экспедиция и… — Она умолкла, а потом взглянула на Алекса. — А может, вы приехали бы туда, когда у инспектора будет отпуск?

Паркер улыбнулся.

— Мы знаем друг друга уже почти двадцать лет, я и вот этот парень, сидящий напротив, Джо Алекс. Мы пережили вместе множество приключений, как веселых, так и печальных. Но в Персии мы еще вместе никогда не были. Разумеется, я уже не говорю об удовольствии, которое доставила бы мне возможность снова повстречаться с вами. А что, у вашей экспедиции уже есть составленный план? То есть, я хочу спросить, знаете ли вы заранее, что хотите выкопать и где именно?

Разговор пошел об археологии, и Алекс с удовольствием и даже с определенной гордостью слушал Каролину, которая из просто красивой, но не очень яркой, как личность, девушки, внезапно преобразилась в серьезного человека, уверенно говорящего об очень сложных проблемах, легко и непринужденно оперирующего огромным количеством фактов и дат, касающихся времен и эпох, о которых сам он имел весьма смутное представление в рамках полузабытых школьных знаний и нескольких, прочитанных в юности, научно-популярных историко-географических брошюр. Каролина-ученый, Каролина-исследователь — это был кто-то совсем другой, сильно отличающийся от Каролины в вечернем платье с глубоким вырезом и длинным хвостом волос. Казалось, что одна из них должна быть умной, некрасивой, в очках с проволочной оправой, а другая обаятельно болтать о современном модном искусстве, великолепно танцевать и служить необязательной утехой тяжело работающему мужчине. До сих пор Джо видел в Каролине эту, вторую, а сейчас вдруг понял, что она, говоря по правде, куда более образованна, чем он сам. Он не прервал ее ни единым словом. Лишь слушал, как она рассказывала Паркеру о древней истории стран Ближнего Востока так доступно и языком столь ясным и простым, что в этом разговоре ученого с дилетантом ярко проявился и ее педагогический талант. При этом она вся зажигалась, хвост волос мелькал туда-сюда, когда она поворачивала тонкую гибкую шею, а голубые глаза становились то туманно-задумчивыми, то лучисто-сверкающими. Паркер тоже слушал ее с восторгом. Каролина вдруг прервала свой рассказ и рассмеялась.