Патрисия Вентворт - Смерть в конверте

— Не понимаю, о чем вы, — сухо сказал полковник.

Голубые глаза женщины блестели.

— Какая ерунда, дорогой! Вы меня прекрасно понимаете! Гилберт внешне — мечта молодой девицы, только это не всегда хорошо для семейной жизни. Надеюсь, деньги закреплены за Валентиной?

— Конечно, — машинально кивнул полковник, но опомнился и возмутился: — Ну, знаете, Метти, это уж слишком…

Женщина понимающе кивнула:

— Понимаю, понимаю… О таком обычно молчат, но что толку быть хорошими друзьями, если нельзя говорить откровенно? А уж если мы с вами проявляем такую невоспитанность, то не скажете ли вы еще, почему Валентина выглядит как…

— Метти, дорогая! Я вовсе не собираюсь обсуждать с вами эту тему. Тут и говорить не о чем. Девочка просто с ног падает, совершенно вымоталась, вот и все.

— Что ж, хорошо, если так. Считается, что невеста должна выглядеть лучше всех, но так редко бывает. Кстати, жених выглядит достаточно влюбленным. Не правда ли, его развлекает происходящее? Всех старается покорить своим обаянием, такой душка! Но у Валентины это, наверно, серьезно, потому-то люди и задаются вопросом, счастлива ли она. Конечно, надо принять во внимание, что юноша станет лордом Бренгстоном. Как утомительно для бедного человека иметь столько дочерей, но зато все прекрасно складывается для девочки. Правда, титул в наше время не очень важен, но зато украшает, а если кто может это себе позволить, то именно Валентина, с ее-то деньгами.

Молодой человек, о котором шла речь, как раз пересек комнату, чтобы подойти к Валентине, стоявшей рядом с пресловутым Джоном Эддингли, высоким молодым человеком с топорными чертами лица, украшенного пластырем на верхней губе. Девушка накрасила губы очень бледной помадой, так как боялась, что более яркий оттенок подчеркнет ее бледность, и чуть тронула румянами щеки. Ей казалось, что вышло неплохо, но сейчас, глянув на свое отражение в одном из зеркал, висящих между окнами, она заметила, что косметика неестественно выделяется на гладкой белой коже.

— Можно я поведу тебя к столу? — спросил Гилберт. Девушка, слабо улыбнувшись, спокойно ответила своим нежным голосом:

— Конечно, мы все ждем только Сциллу, она ужасно опаздывает, впрочем, как всегда. — Ответ был произнесен на удивление монотонно, как будто говорившая слишком устала, чтобы заботиться о выразительности речи.

В последовавшей паузе все услышали, как Мегги Рептон пролепетала:

— Боже мой…

Сэр Тимоти Мэллет вытащил часы и проверил время.

В этот момент открылась дверь и появилась прекрасная Сцилла в золотом до неприличия открытом платье. Ее руки, плечи и грудь сверкали молочной белизной, волосы золотились в свете ламп. Неторопливо войдя, женщина, продолжая улыбаться, постояла секунду, а потом произнесла своим звучным голосом:

— О, все уже собрались, а я опять опоздала… Как это ужасно нехорошо с моей стороны! Мегги, с кем я иду к столу? Это жених или сэр Тим, не помню.

Улыбающийся Гилберт посмотрел в глаза хозяйке:

— Нет, боюсь, не со мной. В сегодняшнем представлении роль пары играем мы с Валентиной, не так ли, дорогая?

— Кажется, ты прав, — серьезно ответила та.

В голосе девушки прозвучало странное удивление, как будто она только сейчас поняла нечто очень важное. Действительно, они были участниками представления, как экспонаты в стеклянном ящике на выставке, на которые направлен весь свет, чтобы их все могли разглядеть. Но послезавтра они останутся одни. На мгновение девушку охватил ужас перед неотвратимостью происходящего.

Сцилла продолжала улыбаться, слегка откинув голову назад и опустив ресницы, так, чтобы не было видно выражения глаз.

— Нет, только не это, — заявила она, — будьте снисходительны! В конце концов, вам вместе сидеть за столом всю оставшуюся жизнь, а сейчас наша очередь. Вэл должна постараться утешить расстроенные чувства Роджера, а вы, мой дорогой, поведете к столу меня, и хватит об этом.

Наконец, к счастью большинства присутствующих, вечер закончился. Конни Брук не составляла исключения, а ведь для нее он должен был стать чудом, тем, о чем еще долгое время стоило вспоминать, когда взгрустнется. Вдобавок Сцилла Рептон подарила ей подходящее случаю платье любимого бледно-голубого цвета, почти новое. Пенни Марш, правда, считает, что оно бледнит Конни, «делает выцветшей» — вот ее собственные слова, но ведь всем известно, что блондинкам идет голубое, и ей тоже, но она слишком долго плакала. Кожа от этого становится просто ужасной, а глаза краснеют и опухают. Конни надеялась, что никто этого не заметит.