Дик Фрэнсис - 1968, Ставка на проигрыш

- Наслаждаются жизнью, - откликнулся я.

Гейл приподняла брови.

- Правда? Да, пожалуй. Мне и в голову не приходило.

«Эгоистична, - подумал я. - Холодна. Бесчувственна… Все, что я ненавижу в женщинах. Все, что мне необходимо в женщине. Слишком соблазнительна».

- Посмотрите фотографии? - спросила она.

- Да, пожалуйста.

Она принесла альбом в дорогой коже, и мы перелистали его. Все газетные вырезки я знал. Ни одна из фотографий не оказалась достаточно изысканной для «Тэлли». Я сказал, что придется заехать еще раз с фотографом. Гейл отложила альбом и встала.

- Они позвонят от Марроу часа через два, не раньше. Может, останетесь и выпьете чего-нибудь?

Я взглянул на часы. Поезда ходили через каждые тридцать минут. Ну, допустим, на следующий я не успею… Там была Элизабет. А здесь - Гейл. И времени всего час.

- Хорошо, - сказал я. - Остаюсь.

Она налила мне пива. И сама взяла стакан. Я снова сел на диван, а она грациозно опустилась на огромный бархатный пуф.

- Вы, конечно, женаты?

- Да.

- Все интересные мужчины обычно женаты.

- А вы почему не выходите замуж?

В улыбке блеснули белые влажные зубы.

- А-а… С этим можно подождать.

- И долго ждать?

- Ну, думаю, пока не встречу человека, расставания с которым не смогу перенести.

- А вы уже расстались с несколькими?

- Да, с несколькими. - Она кивнула, глотнула пива и вызывающе посмотрела на меня. - А вы? Вы не изменяете жене?

Я заморгал. И ответил осторожно:

- Почти нет.

- А иногда?

- Нечасто.

Выдержав долгую задумчивую паузу, она коротко произнесла:

- Хорошо.

- Это что же, прикажете рассматривать как философское замечание или как конкретное предложение?

Она рассмеялась:

- Просто хочу четко представлять ситуацию.

- Чтобы знать, на что рассчитывать.

- Ненавижу всяческую неразбериху, - кивнула она.

- Особенно, наверное, эмоциональную неразбериху.

- Вы правы.

«Она никогда не любила, - подумал я. - В ее жизни был секс, но любви не было. Как раз то, что мне нужно». Я поборол коварный внутренний голос и задал типично журналистский вопрос о работе.

- Работа как работа. - Она пожала плечами. - Из ста студентов, может быть, один по-настоящему талантлив. По большей части амбиций у них в пять раз больше, чем идей.

- А сами вы занимаетесь моделированием?

- Почти нет. Придумываю иногда что-нибудь для себя или для Сары. Мне нравится преподавать. Доводить художественное невежество до уровня подлинного мастерства.

- И замечать потом отголоски своих идей по всей Оксфорд-стрит?

Она кивнула, глаза ее блестели и улыбались.

- Сейчас на пяти крупнейших фабриках готового платья работают мои ученики. Стиль одного из них настолько индивидуален, что, глядя на витрину, можно безошибочно отличить его работы от других.

- Я вижу, вам нравится осознавать свою власть?

- А кому-то не нравится?

- Как сказать…

- Власть всегда разлагает? - Голос ее звучал саркастически.

- Каждого в своей мере. Интересно знать, в чем Ваша слабость?

Она засмеялась:

- Деньги, я думаю. Преподавателям их вечно не хватает.

- Но зато у вас есть власть.

- Надо же иметь хоть что-нибудь, раз нельзя получить все.

Я опустил голову, чувствуя, как исказилось мое лицо. Трудно подобрать более точные слова для обрисовки положения, в котором я пребывал вот уже одиннадцать лет.

- О чем задумались? - спросила Гейл.

- О том, как бы заполучить вас в постель.

Она, казалось, онемела от возмущения. Я поднял глаза, готовый к любым проявлениям женского самолюбия. Ведь я мог и ошибиться в ней.

Но я не ошибся. Она смеялась. Польщенная.

- Весьма откровенно.

- Ага.

Я поставил стакан на стол и поднялся, улыбаясь:

- Опаздываю на поезд.

- Уходить? После таких-то откровений?

- Именно после таких.

Вместо ответа она приблизилась, взяла меня за руку и вложила пальцы в золотое кольцо, венчавшее застежку «молнию» у нее на платье.

- Иди сюда.

- Но мы знакомы всего три часа, - запротестовал я.

- Однако раскусил ты меня через три минуты.

Я отрицательно помотал головой:

- Три секунды.

Зубы ее блеснули.

- Мне нравятся незнакомцы.

Я потянул кольцо вниз и понял, что именно этого она и ждала.

Мы лежали рядом на белом пушистом ковре. Казалось, весь мир отлетел куда-то на миллион световых лет, и я не торопил его возвращение.

- А что, твоя жена тебя не слишком балует?

«Элизабет, - подумал я, - о Господи, Элизабет! Но иногда, хотя бы иногда…»