Дик Фрэнсис - 1980, Рефлекс змеи

Следует признать, что это был потрясающий фотограф, с исключительным чутьем и умением подловить момент. Его объектив всегда был направлен в нужное мгновение в нужную сторону. Юморок у него был своеобразный - недели не прошло еще, как он показывал мне черно-белую глянцевую фотку, когда я спикировал с лошади - носом в грязь, задница кверху, а на обороте надпись: “Филип Нор, коленками назад”. Может, кому и было бы смешно - да уж больно злобным был юмор. Может, кто и потерпел бы такое унижение, но злоба прямо-таки перла из его взгляда. В душе он был гадом, затаившимся, выжидавшим, как бы с глумливым хихиканьем ударить побольнее. Слава Богу, что он помер.

Когда я наконец-то дошел до весовой и спрятался от дождя, тренер и хозяин лошади уже ждали меня. На их физиономиях была написана готовность порвать меня в клочья. Чего и следовало ожидать.

- Ну, напортачил? - злобно сказал тренер.

- Он слишком рано пошел на препятствие.

- Это твоя работа вести его.

Что толку говорить, что ни один жокей на свете никогда не сможет заставить ни одну лошадь все время прыгать без ошибки, и уж, конечно, не плохо выезженную трусливую скотину. Я просто кивнул и с легким сожалением усмехнулся хозяину.

- Попробуйте его в шорах, - сказал я.

- Это мне решать, - отрезал тренер.

- Цел? - сочувственно спросил хозяин.

Я кивнул. Тренер тут же бесцеремонно придушил этот гуманный порыв сочувствия к жокею и повел свою дойную коровку в сторону - не дай Бог, я проговорюсь и скажу правду насчет того, почему лошадь не прыгнула, когда ее заставляли. Я без всякой злобы посмотрел им вслед и пошел к двери весовой.

- Эй, - какой-то молодой человек шагнул мне навстречу, - это вы Филип Нор?

- Верно.

- М-м-м… могу я переговорить с вами?

Ему было лет двадцать пять. Долговязый, словно аист, серьезный, бледнокожий, как конторский служащий. Черный фланелевый костюм, полосатый галстук. При нем не было бинокля, и вообще похоже было, что он не имеет никакого отношения к скачкам.

- Можете, - ответил я. - Если подождете, пока я схожу к доктору и переоденусь в сухое.

- Доктору? - спросил он с встревоженным видом.

- А, обычная проверка. После падения. Это недолго.

Когда я снова вышел, согревшийся и в уличной одежде, он все еще ждал меня. Он был у паддока почти один - все пошли смотреть последний заезд.

- Я… ну… меня зовут Джереми Фолк. - Он извлек откуда-то из черного пиджака карточку и протянул ее мне. Я взял ее и прочел: “Фолк, Лэнгли-сын и Фолк”.

Адвокаты. Адрес в Сент-Олбансе, Хартфордшир.

- В смысле, последний Фолк, - застенчиво указал Джереми, - это я и есть.

- Поздравляю, - ответил я.

Он одарил меня нервной полуулыбкой и прокашлялся.

- Меня послали… ну… я пришел попросить вас… ну… - Он беспомощно замолк. Вид у него был совсем не адвокатский.

- Ну, заканчивайте, - сказал я.

- Попросить вас прийти к вашей бабушке, - нервно выпалил он. Казалось, у него груз спал с плеч.

- Нет, - ответил я.

Он изучающе посмотрел мне в лицо и, казалось, приободрился от моего спокойного вида.

- Она умирает, - сказал он. - И хочет вас видеть.

“Всюду смерть, - подумал я. - Джордж Миллес и мать моей матери. И в обоих случаях ничуточки не жалко”.

- Вы поняли? - спросил он.

- Понял.

- И как? В смысле, сегодня?

- Нет, - сказал я. - Не пойду.

- Но вы должны! - Вид у него был обеспокоенный. - В смысле… она старая… умирает… она хочет видеть вас…

- Беда какая.

- И если я не смогу убедить вас, мой дядя… в смысле, “сын”… - Он снова показал карточку, все сильнее волнуясь. - Ну… Фолк - это мой дедушка, а Лэнгли - двоюродный дедушка, и… ну… они послали меня… - Он сглотнул. - Честно говоря, они думают, что я совершенно бесполезен.

- Это уже шантаж, - сказал я.

Легкий блеск в его глазах сказал мне, что он на самом деле не так глуп, как изображал.

- Не хочу я ее видеть, - сказал я .

- Но она же умирает.

- А вы сами видели, что она умирает?

- Ну… нет…

- Готов поспорить, что она вовсе не умирает. Если ей хочется меня увидеть, то она точно заявит, что умирает, поскольку знает, что иначе я к ней не приду.

Вид у него был ошарашенный.

- Но ей же, в конце концов, семьдесят восемь.

Я мрачно глянул на непрекращающийся дождь. Я никогда не навещал свою бабку и не желал ее видеть, умирала она там или нет. Знаю я эти предсмертные раскаяния, эти попытки застраховаться в последнюю минуту на пороге адских врат. Слишком поздно.

- Ответ прежний, - ответил я. - Нет.

Он удрученно пожал плечами и уже готов был сдаться. Вышел на дождь - с непокрытой головой, беззащитный, без зонтика. Через десять шагов обернулся и снова осторожно подошел ко мне.

Читать дальше