Дик Фрэнсис - 1985, Напролом

Нестор Полгейт моргнул.

- Бобби, - сказал я, - подними с пола эту черную коробочку и выкинь ее в окно, в сад.

Он удивленно посмотрел на меня, но повиновался. В открытое окно ворвался порыв ноябрьского ветра, раздувая занавески.

- И пистолет тоже, - сказал я, передавая ему оружие.

Бобби неловко взял пистолет, выбросил его и закрыл окно.

- Ну вот, - сказал я, небрежно сунув руки в карманы. - Все вы слышали мое предложение. Если вы согласны его принять, напишите, пожалуйста, расписки.

Некоторое время никто не шевелился. Потом лорд Вонли потянулся к стоявшему рядом кофейному столику, взял с него журнал, положил на журнал лист бумаги и, слегка поджав губы, но не говоря ни слова, достал из кармана ручку, выдвинул стержень, написал несколько слов, расписался и поставил дату.

Потом протянул бумагу Бобби. Тот нерешительно взял листок.

- Прочти вслух, - сказал я.

Бобби дрожащим голосом зачитал:

- "Сим обязуюсь уплатить Робертсону Аллардеку пятьдесят тысяч фунтов через три дня, начиная с сегодняшнего".

Бобби поднял глаза и посмотрел на меня.

- Подписано: «Вильям Вонли». Число сегодняшнее.

Я посмотрел на лорда Вонли и ровным тоном сказал:

- Благодарю вас.

Он передал журнал Нестору Полгейту и предложил ему свою ручку. Нестор Полгейт с неподвижным лицом принял журнал и ручку и в свою очередь написал несколько слов.

Бобби взял у него листок, покосился на меня и прочел вслух:

- "Сим обязуюсь уплатить Робертсону Аллардеку пятьдесят тысяч фунтов через три дня, начиная с сегодняшнего". Подписано: «Нестор Полгейт». Число сегодняшнее.

- Благодарю вас, - сказал я Полгейту.

Бобби очумело уставился на документы, которые держал в руках. «Это покроет долг за непроданных жеребят, - подумал я. - Все, что ему удастся за них выручить, будет чистой прибылью».

Лорд Вонли и Джей Эрскин, словно исполняя некий ритуал, передали журнал и ручку Мейнарду.

Он тоже выписал расписку, со злостью, едва не прорвав пером бумагу. Я сам взял у него лист и прочел:

- "Сим обязуюсь уплатить моему сыну Робертсону двести пятьдесят тысяч фунтов через три дня. Мейнард Аллардек". Число сегодняшнее.

Я посмотрел на Мейнарда.

- Благодарю вас.

- Не смейте меня благодарить. Это оскорбление!

На самом деле я очень старался не выказывать своих эмоций. Хотя, разумеется, по отношению к Аллардеку я испытывал настоящее торжество. Мне пришлось признаться себе, что в моей радости было нечто и от нашей старинной вражды. Наконец-то Филдинг взял верх над Аллардеком! То-то довольны были бы мои кровожадные предки!

Я отдал расписку Мейнарда Бобби. Это позволит ему расплатиться с долгами и наконец-то встать на ноги и сделаться преуспевающим тренером. Он недоверчиво принял бумагу, словно ожидая, что она вот-вот растает у него в руках.

- Ну вот, джентльмены, - весело сказал я. - К пятнице мы получим деньги и вернем вам ваши расписки.

Мейнард встал. Его седеющие волосы были все так же гладко зачесаны, лицо угрюмое, губы плотно стиснуты, дорогой сюртук по-прежнему безупречен.

Внешняя оболочка осталась прежней, но я знал, что в душе он разбит и повержен. Мейнард смотрел в пол, избегая встречаться глазами с окружающими. Он подошел к двери, отворил ее и, не оглядываясь, вышел. В комнате повисла тишина, такая же, как после окончания фильма.

Нестор Полгейт поднялся на ноги, высокий, хмурый. Его сила оставалась при нем. Он еще раз внимательно и оценивающе посмотрел на меня, коротко кивнул и спросил у Холли:

- Где тут выход?

- Я вас провожу, - ответила Холли. Голос ее звучал подавленно. Она повела его в прихожую.

Эрскин последовал за ними. Выражение лица у него было мрачное. Вислые рыжеватые усы по-прежнему выражали неутолимую ненависть к тем, кому он причинил столько зла.

Бобби вышел вслед за ним, неся расписки так осторожно, словно они могли разбиться. Лорд Вонли поднялся последним. Он покачал головой, пожал плечами, растерянно развел руками.

- И что мне теперь делать? - спросил он. - Что я скажу вам, когда мы встретимся на ипподроме?

- "Доброе утро, Кит", - ответил я. Он почти улыбнулся, но потом ему снова стало неловко.

- Да, конечно… - сказал он. - Но после того, что мы сделали с вами в «Гинеях»…

Я пожал плечами.

- На войне как на войне! Я не сержусь, если вы об этом. Я объявил «Знамени» войну. А на войне без ран не обойтись.

- Вы и к скачкам так же относитесь? - с любопытством спросил он. И вообще к жизни?

- Я об этом как-то не думал. Но, видимо, да.