Дик Фрэнсис: 1990, Испытай себя

- Тремьен, - веселым голосом "сообщил он своему гостю, - это Джон Кендал, блестящий молодой автор.

Так как Ронни обычно рекомендовал всех своих авторов исключительно как блестящих, даже будучи полностью уверенным в обратном, то эти его слова оставили меня абсолютно равнодушным. Тремьен воспринял эту рекомендацию в той же мере равнодушно. Седой, крупный, самоуверенный мужчина в возрасте около шестидесяти лет, он явно не испытывал восторга от моего вторжения:

- Мы еще не закончили наш разговор, - недовольно пробурчал он.

- Самое время выпить вина, - предложил Ронни, пропустив мимо ушей не совсем любезный тон своего собеседника. - Что будете пить, Тремьен?

- Джин с тоником.

- Э… Я имел в виду вино - белое или красное?

- Тогда красное, - явно демонстрируя досаду и выдержав некоторую паузу, буркнул Тремьен.

- Тремьен Викерс, - голосом, лишенным всяких интонаций, сообщил мне Ронни, наконец завершив процедуру взаимного представления. - И тебе красного, Джон?

- То, что надо.

Ронни засуетился, отодвигая в сторону кипы книг и бумаг, освобождая место, выставляя бокалы, бутылку, штопор; затем он с сосредоточенным видом разлил вино.

- За твою книгу, - улыбнулся он, передавая мне бокал.

- За твой успех, - обратился он к Викерсу.

- Успех! Какой успех? Все эти писатели слишком велики для своих ботинок.

Ронни непроизвольно взглянул на мои ботинки, размеру которых позавидовал бы любой мужчина.

- Нет никакой необходимости убеждать меня в том, что я не предлагал достойную плату, - обратился Тремьен к Ронни. - Им бы следовало быть только благодарными за такую работу.

Он бросил на меня быстрый взгляд и без всякого перехода довольно бестактно спросил:

- Сколько вы имеете в год?

Подобно Ронни, я безразлично улыбнулся и не удостоил его ответом.

- Что вы знаете о скачках? - продолжал он.

- Вы имеете в виду бега скаковых лошадей?

- Именно скаковых лошадей.

- Ну, - задумался я, - не так уж много.

- Тремьен, - протестующе вмешался Ронни, - Джон не тот писатель, который тебе нужен.

- Писатель он и есть писатель. Любой из них может справиться с моим заданием. Вот ты говоришь, что я был не прав, когда искал автора с громким именем. Ну что ж, тогда найди мне кого-нибудь рангом пониже. Ты заявил, что твой присутствующий здесь друг - блестящий писатель. Так как насчет того, чтобы договориться с ним?

- Видишь ли, - осторожно начал Ронни, - блестящий - это просто, так сказать, фигура речи. Да, у него пытливый ум, он способный, впечатлительный.

Глядя на своего агента, я с удивлением улыбнулся.

- Значит, он все-таки не блестящий писатель? - В голосе Тремьена послышалась ирония. Обратившись ко мне, он добавил:

- Что же вы в таком случае написали?

- Шесть наставлений для путешествующих и один роман, - любезно ответил я.

- Наставления для путешествующих? Что за наставления?

- Как жить в джунглях. Либо в Арктике. Или в пустыне. Нечто в этом роде.

- Для тех, кто не мыслит своего отпуска без преодоления трудностей, - заметил Ронни со снисходительной иронией человека, привыкшего к комфорту. - Джонни работал в бюро путешествий, специализирующемся на обслуживании исключительно бесстрашных, готовых броситься сломя голову куда угодно.

- Понятно. - Тремьен равнодушно посмотрел на свой бокал с вином и через некоторое время испытующе спросил:

- Но все же кто-то должен взяться за мою работу?

- А что вы хотите, чтобы было написано? - спросил я не столько из любопытства, сколько из желания продолжить разговор.

Ронни сделал предостерегающий знак, мол, «не спрашивай», однако Тремьен со всей прямотой ответил:

- Мое жизнеописание.

Я заморгал. Брови Ронни поползли вверх, но тут же опустились.

- Вы думаете, что эти писаки, специализирующиеся на теме скачек, полезли из кожи вон за оказанную им честь? Нет, все они отвергли мое предложение, - голос Тремьена звучал угрожающе. - Все четверо.

Он назвал их имена, настолько известные, что даже мне, человеку весьма далекому от конного спорта, они были знакомы. Я взглянул на Ронни - тот с покорным видом слушал излияния своего клиента.

- Должны быть и другие, - мягко заметил я.

- Есть и другие, которых я не пущу и на порог своего дома.

Свирепость в голосе Тремьена, заметил я про себя, являлась, видимо, одной из причин его неудач. Я потерял к нему всякий интерес; Ронни же, заметив это, сказал несколько утешительных слов и предложил сандвичи на обед.

- А я полагал, что ты будешь угощать меня обедом в своем клубе, - проворчал Тремьен, на что Ронни заметил: «Работа» - и сделал жест рукой в сторону бумаг на его служебном столе.