Буало-Нарсежак - Человек-шарада

— Обо всем, господин префект.

— Не забудьте про ежемесячную докладную записку. И вот еще что: для всех сотрудников префектуры вы в отпуске. Не так ли?.. По личным мотивам. А теперь мне остается только пожелать вам успеха.

Он протянул мне руку и, провожая до двери, добавил:

— В порядке совета: на вашем месте я заглянул бы в Штаб… [3] Речь идет о штабе Генеральной дирекции муниципальной полиции. (Примеч. автора). Операцией руководит дивизионный комиссар Ламбер. Мужайтесь, Гаррик!

Я вышел от префекта в состоянии полного душевного смятения. Спускаясь по безлюдной большой лестнице, я осознал, что забыл задать ему тысячу вопросов… Например: а согласятся ли на такой эксперимент семьи пострадавших? Если согласие родственников получено, имеют ли право скрывать от них происхождение органов для пересадки? Что произойдет, если придется выбирать между пострадавшими: кому из них выжить, а кому погибнуть? Я не силен в вопросах совести и чуть было не вернулся к префекту с намерением сказать ему, что, хорошенько взвесив «за» и «против», понял, что не подхожу для такой миссии. Но это было бы равносильно прошению об отставке. Мне стало нехорошо при одной мысли, что в данную минуту первые жертвы катастроф уже направляются в Вилль-д'Аврэ. Я почувствовал такую растерянность, что был вынужден присесть на скамейку. Открыв досье, я прочел несколько машинописных страниц, посвященных Миртилю. Молодой человек двадцати восьми лет. Два фото — в профиль и анфас, наклеенных на картон. Открытое, симпатичное лицо. Голубые, на вид правдивые глаза, четкий, мужественный, довольно красивый профиль.

Рене Миртиль был сыном фармацевта. Хорошо учился, потом его призвали на военную службу, и он провел тринадцать месяцев в Алжире. Затем все пошло наперекосяк. Подозреваемый в различных кражах со взломом на Лазурном берегу, он был арестован, потом отпущен на волю; арестован вторично за ношение оружия без разрешения и сопротивление общественным властям. Будучи вскоре освобожден, он исчез из виду на два года; служебная записка комиссара Бертена указывает, что Миртиль, возможно, входил в шайку, орудовавшую на Юго-Востоке и специализирующуюся на ограблении банков и почтовых машин. Но доказательств против него не оказалось. Затем несколько свидетелей, внушающих доверие, утверждали, что видели его за рулем грузовичка, задействованного в похищении весьма известного лица. Наконец, следовал список его прегрешений: торговля оружием, валютой, два ограбления ювелирных магазинов средь бела дня в Париже, кровавое сведение счетов на улице Бланш, выстрелы в полицейского регулировщика и, разумеется, hold-up [4] Вооруженное ограбление. (англ.) в Орли… Словом, список длинный и удручающий.

На карточке стоял адрес его адвоката — мадам Эбер-Жамен, и я спросил себя, уместно ли нанести ей визит, но, подумав, отказался от этой затеи. Какой веский предлог мог бы я найти для такого шага? Не вызовет ли он подозрения у Эбер-Жамен? Да и чему это послужит, коль скоро Миртилю предстоит бесследно исчезнуть! Зато мне, пожалуй, было бы интересно поговорить с Режиной, которая, по словам комиссара Бертена, немало сбивала Миртиля с пути истинного. Это оказалось сильнее меня: хотелось узнать о нем поподробнее. Я вынужден был себе признаться, что больше всего меня смущала назойливая мысль, что Миртиль умрет, как еще никто не умирал до него. Могила никогда не разверзнется для него. Он уйдет в своеобразное небытие, бросавшее вызов воображению. Я смотрел на фотографию. Еще несколько часов — и его лицо станет лицом другого человека, даст приют другим мыслям, возможно посредственным, и, чего доброго, его станут ласкать руки, которые… Нет! Это невообразимо! Если умирающий, которому предназначалась голова Миртиля, был женат, то как должна вести себя женщина в присутствии мужа — живого, но внезапно ставшего чужим и незнакомым? Что мы, в сущности, любим в человеке? Искалеченный мужчина… инвалид войны, у которого обезображено лицо… покинет ли его жена? Но с головой другого?.. А что, если она потребует развода? Возмещения убытков? Что меня особенно бесило в этих проблемах, которые я перебирал в немом ужасе, — это их досадная бессмыслица и, надо признать, смехотворность. Я дошел уже до такой степени усталости, когда насмехаешься над тем, от чего к горлу подступает тошнота. В конце концов, может, эта женщина будет согласна обменять голову заурядного супруга на голову Миртиля. У нее создастся впечатление, что она изменяет мужу со своим же мужем. Стоп! Я дошел до ручки.