Джорджетта Хейер - Предательский кинжал

Форд, наконец появившийся вслед за сержантом, несколько неохотно вошел в комнату и заметно нервничал. В своей жизни он не встречался со следователями из Скотланд-Ярда. Хотя он и смог посмотреть в глаза инспектору, но был не в состоянии удержаться от дрожи в голосе.

Когда Хемингей спросил его, пытался ли он открыть дверь в комнату хозяина, он на минуту задумался, прежде чем ответить, что он просто повернул ручку.

— Что вы понимаете под "повернул ручку"? — спросил Хемингей.

— Я старался не шуметь, инспектор, я подумал, а вдруг мистер Хериард не хочет, чтобы его беспокоили. Дверь не открывалась.

— И что вы тогда сделали?

— Ничего. Я хочу сказать, я просто стал ждать у боковой лестницы, я уже говорил другому инспектору.

— Вот как? Интересно получается: лакей, который должен был помочь одеться своему хозяину, после того как на его стук не ответили, и убедившись, что дверь заперта, ушел и даже не подумал о том, что все это несколько странно.

Форд запнулся от волнения.

— Я подумал… это необычно. Не то чтобы необычно, но именно так никогда раньше не случалось. Правда, мистер Хериард не всегда хотел, чтобы я ему помогал. Только когда его мучило люмбаго.

— Мне сказали, что так и было, — быстро сказал Хемингей.

Форд глотнул.

— Да, сэр, но…

— Поэтому вы могли с уверенностью сказать, что вы нужны, правда? Человек, которого мучает люмбаго, не может, например, наклониться, чтобы завязать шнурки на ботинках.

— Да, — угрюмо согласился Форд, — но я считаю, мистер Хериард это придумал.

— У него вообще не было люмбаго?

— Ну, этого я не скажу. Иногда он очень страдал, но не всегда так сильно, как он любил представлять. Если его выводили из себя, он держался так, будто он калека.

— Вы помогали ему одеваться вчера утром?

— Да, но…

— Но что?

— Ничего, сэр, только я не думаю, что ему было плохо. Просто у него было такое настроение.

— У него был плохой характер, да?

— Да, инспектор. Чистый татарин, когда кто-то выводил его из себя. Было непонятно, как себя с ним вести, — с готовностью объяснил Форд. — Я понимаю: звучит странно, что я не хотел входить в его комнату вчера вечером до тех пор, пока он не позвонит, но даю честное слово, это очень странный дом, с мистером Хериардом нужно было держать ухо востро. Если он был в хорошем настроении, можно было свободно входить и выходить, как делают все лакеи, но в черные дни ему ничем нельзя было угодить, это точно.

Хемингей с сочувствием сказал:

— Я понял. Горячий мужчина?

— Не говорите!

Вызвав такое признание, инспектор, который читал предыдущие показания Форда и имел даже удручающе хорошую память, ухватился за него.

— О! Но вы же сказали инспектору Колволлу, что он не был суровым хозяином, что вы хорошо с ним ладили и вам нравится ваше место.

Форд изменился в лице, но твердо сказал:

— Ну, я сказал правду. Он же не всегда был таким. Все шло хорошо, пока никто его не расстраивал. Я здесь уже девять месяцев и уходить не собирался. Это, во всяком случае, больше, чем смогли выдержать все его предыдущие лакеи. Видите ли, я ему нравился. У меня с ним никогда не было неприятностей. Я имею в виду настоящие неприятности.

— Он никогда не бросал в вас ботинком?

— Я не возражал, — сказал Форд. — То есть это было нечасто. Простая вспыльчивость. Обычно я мог с ним справиться.

— Обычно вы могли с ним справиться, но боялись войти, пока он не позовет вас?

— Ну, ему бы это не понравилось. Разумеется, мне не хотелось злить его. Я знал, что он не в духе. Он был недоволен тем, что мисс Паула привезла сюда мистера Ройдона.

— Его рассердило только это?

— Это и мистер Мотисфонт. Мистер Хериард жаловался на что-то в этом роде вчера утром, пока я помогал ему одеваться.

— Жаловался вам?

— Не столько мне, сколько самому себе, если вы меня понимаете, сэр. У него это вошло в привычку — выплескивать на меня свой гнев, когда кто-нибудь в семье досаждал ему.

— На этот раз, кажется, досадили все.

Лакей заколебался.

— Конечно, мистер Джозеф застрял у него в печенках: он собрал всю эту компанию на Рождество, мистер Натаниель не любил мисс Дин и был зол на мисс Паулу за то, что она потеряла голову из-за этого длинноволосого драматурга, это он так выразился, но было бы нечестно говорить, что он был сердит на мистера Стивена. Они обычно хорошо ладили.

— Вы хотите сказать, что он не ссорился с мистером Стивеном?

— Нет, конечно. Он был такой человек, что и с родной матерью бы поссорился. Но они с мистером Стивеном хорошо понимали друг друга и между ними не было неприязни.