Поль-Луи Сулицер - Ориан, или Пятый цвет

Кастри ехал в машине по автостраде А 14, когда услышал по радио экстренное сообщение об инциденте в Национальном собрании и о реакции Матиньона, замораживающей все отношения с Бирмой. Пот выступил на лбу. В горле пересохло. Не выпуская из рук рулевого колеса, он зубами открыл бутылку минеральной воды. Выехав из кварталов Дефанс, он немедленно повернул к башне «Франс-Атом», припарковался, велел служащему отогнать машину в гараж и поднялся к себе на тридцать шестой этаж. «Тридцать шесть чертей», — пробормотал он сквозь зубы. Приказав секретарше не отвлекать его ни под каким предлогом, он закрылся в своем кабинете. «Проиграл партию в гольф», — предположила та. Просто Кастри вошел во вкус мошенничества, он не хотел проигрывать.

Мало-помалу приходило осознание последствий аннулирования взятых обязательств. Он подумал о суммах, переведенных на его счет в Люксембурге. Часть средств он истратил на перестройку своего замка в Лангедоке. Немало денег уходило на содержание его любовницы Пенелопы, которую он поселил в шикарных апартаментах, выходящих окнами на площадь Инвалидов. От холодного пота озноб пробежал по телу. «А вдруг они потребуют вернуть деньги?» — думал он, нервно барабаня пальцами по мраморной столешнице своего бюро. Китайские посредники, с которыми он встречался два раза, совсем не походили на своих слащавых божков. Он знал, что они способны нанять убийц, которые найдут его в любом уголке земного шара и накажут обманщика, нарушившего свое слово. Им нет дела до решений правительства. Китайцам, как и бирманцам, судя по всему, совершенно наплевать на права человека, зародившиеся еще в старой Франции.

Люди Орсони хорошо изучили привычки Оливье Кастри. Знали они, в частности, и о том, что по средам он засиживался допоздна в своем кабинете, отрабатывая часы, потраченные на гольф. Около девяти вечера он заходил в кафе на Елисейских полях, съедал жареный антрекот и просматривал в газетах статьи по экономическим вопросам. Несмотря на подавленность, глава «Франс-Атом» ничего не изменил в своем ритуале. Сегодня он пытался дозвониться до советника Министерства промышленности, но тот к телефону не подходил, и Кастри решил за лучшее уйти, чтобы не портить себе настроение в этой нелюбимой им башне, затерявшейся среди таких же башен, словно в гуще леса из тотемов.

Входя в кафе, Оливье Кастри заметил очередь перед книжным магазином: какой-то новомодный автор подписывал свою книгу «Азия за два гроша». Он пожал плечами и сел за любимый столик рядом с витринным стеклом — ему нравилось смотреть на хорошеньких девушек, выходящих из кинотеатра «Публицис». Кастри сделал заказ и вдруг вновь впал в уныние, к которому примешивался страх. Сейчас начнется расследование — это отразится на его репутации, знакомые перестанут уважать его, снизится котировка акций фирмы. Открыв «Фигаро», он наткнулся на фотографию следователя Ориан Казанов.

— Не хватало еще, чтобы она заинтересовалась Бирмой, эта мразь, — процедил он сквозь зубы.

По мере чтения статьи, посвященной «пассионарии» «Финансовой галереи», хозяин «Франс-Атом» успокаивался. Журналист напоминал о «зоне охоты» молодой женщины, о сенсационных обысках на дому у бывших руководителей «Лионского кредита». Рассказал, что благодаря ей были заведены уголовные дела в отношении многих крупных бизнесменов, кое-кто из них после суда оказался в тюрьме. Они были осуждены за махинации, которые Кастри и ему подобные считали «мелочевкой». Внимание его привлекли слова Казанов: «Я не из тех, кто чинит препятствия деятельности государства», — заявила она после того, как посетовала на нехватку кадров и технических средств. Кастри облегченно вздохнул: «Если уж АЭС в Бирме не входят в интересы государства, можно причислись меня к монахам!» Затем он долго рассматривал лицо Ориан Казанов, по крайней мере то, которое она показала фотографу: утонченные черты, прямой нос приподнятые скулы и волевой подбородок. Не хватало, правда, выражения глаз, скрытых за большими темными очками. Каслри предположил, что взгляд их должен внушать страх. Возник вопрос: а мог ли он в случае необходимости чем-нибудь соблазнить ее? Однако прочитанное заставляло думать, что она неподкупна.

После рюмки гайлака к Оливье Кастри вдруг пришло ощущение легкости. Сбросив с себя скорлупу обреченности, он огляделся вокруг. Мужчина, сидевший лицом к нему за соседним столиком, показался знакомым. Он приветливо приподнял руку, тот кивнул в ответ. Когда Кастри расплачивался с официантом, мужчина подошел к ет столику и попросил разрешения присесть на минутку.