— Быть может, сударь, — услышал я слова, произнесенные с большим достоинством и на великолепном французском, — быть может, я смогу оказать вам небольшую услугу?
Незнакомец — подтянутый, хрупкой комплекции смуглолицый мужчина, одетый в поношенный сюртук военного покроя, — стоял немного позади меня. Встретивши его на бульварах, я бы не смог сказать, что он производит очень благоприятное впечатление. От выпитого бренди его дикие, блуждающие глаза лихорадочно блестели; он не очень твердо держался на ногах. Но его манеры, Морис! У него были такие манеры, что я невольно приподнял свою шляпу, и незнакомец с большим достоинством проделал то же самое со своей.
— С кем, — осведомился я, — имею честь?..
— Тэддиус Пэрли, сударь, к вашим услугам.
— Еще один иностранец, — с отвращением произнес чумазый человечек.
— Я действительно иностранец, — заговорил мосье Пэрли по-английски с острым, как нож, акцентом. — Я иностранец в этом кабаке, иностранец в этом обществе, иностранец в… — Тут он умолк, и его глаза засверкали жутким пламенем ненависти. — Но я никогда не думал, — продолжал он, — что умение читать по-французски — столь уж редкое достоинство.
Высокомерно и в то же время с некоторой, как мне показалось, скрытой нервозностью мосье Пэрли подошел к стойке и взял пачку моих бумаг.
— Нет сомнения, — надменно промолвил он, — что мне не поверят, если я переведу написанное здесь. Но вот, — он бегло просмотрел несколько листков, — вот это — рекомендательное письмо, написанное по-английски. Оно адресовано президенту Захарию Тэйлору американским послом в Париже.
Тут опять наступила потрясающая тишина. Она была нарушена барменом, который, выхватив письмо из рук мосье Пэрли, прокричал:
— Ей-богу, ребята, это не вранье. Этот джент самый настоящий!
— Чепуха, — недоверчиво проворчал чумазый человечек.
— Ей-богу, — сказал бармен, — пусть я буду козий сын, если не так!
Тебе, Морис, знакомы перемены настроения парижской толпы. Американская же публика еще более эмоциональна. В мгновение ока враждебность ко мне сменилась неистовым дружелюбием. Все бросились хлопать меня по спине, жать руку, и я оказался притиснутым к стойке толпой людей, наперебой предлагающих мне угощение. Толпа скандировала: «Лафайет! Лафайет!» Тщетно пытался я выяснить причину такой реакции. Мои вопросы эти люди принимали за шутку и хохотали до слез. Мне подумалось, что мосье Пэрли мог бы дать объяснение происходящему.
— Джентльмены! — взмолился я. — Выслушайте меня!
— Тихо! — крикнул очень крупный и старый человек с выцветшими рыжими бакенбардами. На глазах у него выступили слезы; перед этим он напевал песенку под названием «Янки дудл». — Слушайте Лафайета!
— Уверяю вас, — продолжал твой покорный слуга, — что я преисполнен благодарности за ваше гостеприимство. Но я приехал в Нью-Йорк по делу, по одному безотлагательному и чрезвычайно важному делу. Если вы позволите мне расплатиться…
— Ваши деньги здесь не нужны, мусье, — прервал меня бармен. — Надирайтесь в лоск, трезвым мы вас не отпустим.
— Но я не могу надираться в лоск, поверьте мне. Это поставит под удар все мое предприятие. Я действительно должен идти!
— Минуточку, — с коварным видом произнес чумазый субъект, — что у вас тут за дело?
Ты, Морис, называл меня донкихотствующим чудаком. Я не могу согласиться с тобой в этом. Ты назвал меня также бесстыдником. Возможно, в этом ты оказался прав. Но что мне оставалось делать?
— Слыхал ли кто из присутствующих здесь джентльменов, — спросил я, — о мадам Тевенэ? О мадам Тевенэ, что живет в доме номер двадцать три по Томас-стрит, неподалеку от Хадсон-стрит?
Разумеется, я не ждал утвердительного ответа. Тем не менее несколько мужчин кивнули головами, а двое явно захихикали при упоминании улицы.
— Старая скряга? — спросил плутоватый субъект в клетчатых панталонах.
— К сожалению, сэр, вы верно охарактеризовали ее. Мадам Тевенэ очень богата. И я приехал сюда, — вскричал я, — дабы предотвратить ужасную несправедливость!
Несмотря на все мои старания, меня не отпускали.
— А что случилось? — поинтересовались с полдюжины голосов.
— Видите ли, дочка мадам Тевенэ, мадмуазель Клодин, живет в Париже в жесточайшей нужде. Сама мадам приехала сюда, подпав под влияние одного дьявола в юбке, который называет себя… Джентльмены, я умоляю вас!..
— Держу пари, — закричал человечек с пистолетом, — что вы по уши влюблены в эту, как ее… дочку. — Он был очень доволен собой. — Ведь я, небось, прав?
Читать дальше