Ксавье Монтепен: Чревовещатель

Петронилла ввела Сильвена в комнату нижнего этажа, которая служила рабочим кабинетом, где мэр принимал просителей. Здесь же он подготавливал свои речи, которые потом читал перед членами муниципального совета.

Комната эта была донельзя просто и строго убранной: на стенах — темно-зеленые обои, на окнах — занавеси также из зеленого репса, на камине — часы на пьедестале из черного мрамора. Посреди комнаты стоял большой письменный стол, заваленный бумагами, а вокруг стола — несколько кресел, обитых простенькой зеленой материей, для просителей поважнее, и несколько стульев для людей низшего звания.

Сильвену не пришлось долго ждать. Сидуан Фовель, взволнованный расстроенным лицом своей служанки, выбежал из столовой, позабыв даже снять салфетку, которую он повязал вокруг шеи, желая сохранить безукоризненную чистоту и белизну сорочки. Нужно сознаться, что в настоящую минуту он едва ли мог внушить почтение к своей особе. Тем не менее, входя в комнату, где ожидал его Сильвен, мэр принял самый внушительный вид и заговорил строгим деловым тоном:

– Так это вы, молодой браконьер, не дали мне спокойно окончить завтрак!..

– Браконьер?! — переспросил Сильвен с некоторым удивлением. — Господин мэр позволит мне заметить, что я имею законное право на охоту, и господину мэру очень хорошо известно…

– Без сомнения, без сомнения, — прервал его Фовель. — Право охоты… Я знаю, что оно у вас имеется, но так же хорошо знаю и то, что вы не стесняетесь охотиться и в местах огороженных, где охота посторонним запрещается… Впрочем, это дело полевых сторожей и жандармов… Предупреждаю вас, что последние посматривают за вами… Но к делу! Что привело вас ко мне?

– Я пришел уведомить вас, господин мэр, что в нашей общине совершено преступление…

И без того красное лицо господина Фовеля побагровело.

– Преступление!.. Преступление в моей общине!.. — воскликнул он нервно.

– Да, господин мэр.

– Но какое же?.. Воровство, наверно?..

– Убийство, господин мэр…

– Великий боже!

– Быть может, даже двойное убийство…

– О царица небесная!.. И когда же это?

– Сегодня ночью.

– Где?

– В замке.

– А господин Домера разве не отсутствует?

– Господина Домера нет в замке, но Жак Ландри с дочерью всегда там…

– Значит, убили этих несчастных!..

– Все заставляет меня так думать…

– Так вы еще не уверены?

– Я не видел трупов, господин мэр, тем не менее я почти не сомневаюсь в этом.

– Но что вы видели? Что вы знаете? Говорите, говорите же скорее!..

Сильвен сообщил мэру все, что мы уже описали читателям. По мере этого рассказа широкое лицо мэра вытягивалось все больше. Он без конца отирал со лба капли пота.

– Итак, что вы думаете обо всем этом, господин мэр? — спросил Сильвен, окончив рассказ.

– Увы! — жалобно воскликнул господин Фовель. — Я думаю, что вы правы!.. Все слишком подозрительно…

Почтенный мэр волновался все больше:

– Убийство!.. Двойное убийство в моей общине! Такая тихая и спокойная община… образцовая община, в которой целых десять лет не происходило ничего, кроме нескольких случаев браконьерства и мелкого воровства. O tempora, o mores! [4] О времена, о нравы! ( лат. ) Что же будет, если в Рошвиле начнут убивать? Превеликий боже!.. После этого где можно будет жить в безопасности?.. Положительно, я подаю в отставку и удаляюсь на какой-нибудь пустынный остров!.. Петронилла! Петронилла! — закричал он.

Краснолицая служанка была недалеко — как истинная дочь Евы, она тешила свое любопытство, приложив ухо к замочной скважине. Однако, отворив дверь, она с невинным видом спросила:

– Приготовить вам кофе, господин мэр?

Господин Фовель наградил ее нетерпеливым жестом:

– Какой уж тут кофе!.. Беги скорее к мировому судье. Скажи ему, чтобы он был готов, а я заеду за ним по дороге в замок… Забеги и к начальнику жандармов — он поедет с нами. Нам нужен будет еще слесарь, Клод Рено. Пусть соберет инструменты и ждет меня. Ну, иди, да поживее! Не забудь, что я тебе сказал. Речь идет о преступлении!

– О, будьте спокойны, все исполню в точности, господин мэр, — ответила Петронилла, направляясь к двери, но вдруг остановилась и спросила: — Сказать ли Жану-Мари, чтобы он распряг лошадь?

– Нет-нет! Без сомнения, придется послать донесение в руанский суд… А моя Помпонетта (так звали его лошадь) добежит туда за пятьдесят минут… Единственная кобыла во всем округе, способная сделать это! — прибавил он с гордостью.