Жюль Лермина - Сто тысяч франков в награду

Были минуты, когда на вопросы следователя он хотел ответить так: «Ну да, я совершил преступление. Делайте со мной что хотите».

У господина Люссера сложилось твердое мнение, и попытки Сильвена оправдать Давида с помощью Аврилетты только навредили обвиняемому. Следствие закончилось, и дело должно было поступить на рассмотрение суда. На последнем допросе следователь всеми силами пытался вырвать признание из уст обвиняемого. Давид, силы которого иссякли, не мог больше защищаться. Он лишь слабо протестовал. В подтверждение своих слов он ссылался на Сильвена, но следователь сказал:

— Этому крестьянину ввиду защиты ваших интересов лучше было вообще не приходить ко мне.

— А Аврилетта?..

— Аврилетта лишилась рассудка.

«Аврилетта — сумасшедшая? Как такое возможно? Новое горе! Элен убита! Аврилетта сошла с ума!» — крутилось в голове у Давида. Несчастный, шатаясь, вышел из кабинета следователя. Тогда-то у него и зародилась мысль о самоубийстве. В коридоре, по которому он шел в сопровождении двух жандармов, было настежь открыто большое окно. В один миг вся жизнь пронеслась у него перед глазами: густые леса, где он бродил, произнося имя той, которую тайно любил; прогулки с двумя дорогими сердцу друзьями. Затем ему пригрезилось бездыханное женское тело… Казалось, смерть манила его к себе. Повинуясь бессознательному чувству, он бросился вперед так быстро, что охранявшие его жандармы не успели его удержать. Давид вскочил на подоконник и прыгнул вниз…

Сильвен, входивший во двор здания суда, видел, как его бедный друг упал на мостовую с высоты шести метров. Испустив неистовый крик, крестьянин подбежал к музыканту, неподвижно лежавшему на мостовой. Вокруг них начала собираться толпа — жандармы, адвокаты, сторожа и просто зеваки. Сильвен, схватив несчастного на руки, прижал его окровавленную голову к своей груди.

— Доктора! — кричал он. — Ради Бога, доктора!

Давид был еще жив. Из его груди вырывались хрипящие звуки, и все тело билось в конвульсиях. Из толпы стали доноситься крики:

— Бедный малый! Это не преступник, а жертва!

— Виновны те, кто довел его до такого отчаяния!

— Убийца своей жизнью не жертвует!

Все разом усомнились в том, что Давид совершил преступление. Вдруг народ расступился, чтобы дать дорогу графу Керу.

— Ах, это вы, граф! — вскрикнул Сильвен. — Полюбуйтесь тем, чего вы добились!

Сразу после того, как Сильвен ушел, графа вызвали в суд. Только вызов судебной власти мог заставить его выехать из дома. И судьбе было угодно, чтобы он стал свидетелем этой трагедии. Мы уже говорили, что граф Керу, сам того не осознавая, сочувствовал Давиду. Если умом капитан обвинял юношу, то сердце, напротив, заступалось за него. Увидев окровавленного молодого человека, графу представилась Элен, тоже при смерти и вся в крови. Господину Керу казалось, что призрак убитой восстал против обвинения Давида. И граф, опустившись на колени перед молодым музыкантом, залился слезами.

Доктор, прибывший на место трагедии, осмотрел грудь и голову пострадавшего, на которой зияла страшная рана. Сильвен молча ожидал вердикта.

— Носилки! — наконец прокричал врач, поднимаясь с колен.

Судебный следователь, которому доложили о случившемся, поспешил к обвиняемому.

— Он будет жить? — спросил он у доктора.

— Сейчас я ничего не могу сказать, — ответил тот. — Прежде всего его нужно доставить в больницу.

Следователь отдал необходимые приказания, и тотчас появились носилки. Господин Люссер очень волновался. Он на самом деле был честным человеком, и это происшествие потрясло его до глубины души. Следователь спрашивал себя, нет ли здесь и его вины. Не зашел ли он слишком далеко? Несмотря на уверенность в том, что он руководствовался уликами, свидетельствовавшими против обвиняемого, господин Люссер опасался, что шел по ложному пути.

Больного уложили на носилки. Казалось, жизнь покинула его. Граф Керу, следователь и Сильвен отправились вслед за носилками. Спустя несколько минут все трое присутствовали при первой перевязке, сделанной доктором. Никто из присутствующих не решался обратиться к нему с вопросом. Наконец, окончив перевязку, он подошел к ним и обратился к господину Люссеру:

— Состояние больного внушает серьезные опасения. Рана на черепе глубока и затронула мозг. Это еще не все: его левая рука сломана.

— Бедный Давид! — вырвалось у графа Керу.

Сильвен посмотрел на него с укором.

— Доктор, — спросил граф, — можете вы, по крайней мере, ручаться, что он не умрет в течение следующих нескольких часов?