Сирил Хейр - Смерть бродит по лесу

— Он и не утверждал, что никого не видел, — напомнил Тримбл, — просто заявил, что в памяти у него ничего не осталось.

— Ничего у него в памяти не остается, кроме свинины, — горько отозвался Брум. — Либо полнейший дурень, либо выгораживает Тодмена.

— Можете назвать причину, зачем ему это?

— Нет, сэр, не могу.

— Вот и я тоже. И еще кое-что приходит на ум. Если Тодмен оставил Пурпура у подножия холма, почему Уэндон не видел, как он поднимается?

— По той же причине, сэр, надо полагать. Потому что он из тех, кто вообще ничего не видит.

— Конечно, причина может быть и иная. Для машин дорога наверх только одна, а для пешеходов тропинок несколько. Но, кроме одной, все они просматриваются с дороги. Не просматривается тропинка через лес, как раз та, по которой спускалась миссис Порфир.

— Тогда все возвращается к тому, о чем я говорил, сэр. Если бы мы хотя бы чуть-чуть могли положиться на Уэндона, то было бы важным, что он не видел Пурпура. Но так как он не видел тех, кто точно там был, это ничего не доказывает, разве только то, что на него нельзя положиться. А как насчет машины миссис Рэнсом? Он ведь и ее должен был видеть?

Суперинтендант покачал головой.

— Вы забыли. Если мальчишка говорил правду, она была приглашена на ленч в Дидбери, по другую сторону холма. Миссис Рэнсом подъехала к дому с другой стороны. И в дело она вступает лишь позднее.

— Конечно, — продолжил сержант. — Уэндон мог напутать со временем.

— Тогда напутано очень ловко. Интересно, сержант, так ли уж мистер Уэндон глуп, как мы думаем?

— Он на удивление глуп в том, что касается его фермы, — сказал Брум, выросший за городом. — Видели когда-нибудь такой беспорядок? Не удивлюсь, если для того, чтобы перебиться, ему приходится тайком забивать время от времени свинью, а потом продавать из-под полы мясо. Да, кстати, сэр, — добавил он, — вы обратили внимание на колья, которые он нес, когда к нам вышел?

— Обратил. Отличные колышки из каштана. Старые... Надо думать, купил подержанные, как и остальной хлам, который у него валяется.

— Орудие, которым была убита миссис Порфир, сэр...

— Я понял, о чем вы. То был отесанный каштановый кол, но потяжелее. Угловой столбик, я бы предположил. Но нет смысла хвататься за такую соломинку, сержант. Мы с вами оба знаем, что такие колья в половине заборов графства. Целая их поленница у самых ворот миссис Рэнсом. А еще не хватает некоторых кольев в заборе между отелем «У тиса» и холмом. Готов поспорить, они из той же древесины. Кто бы ни ударил миссис Порфир по голове, он был поклонником местного продукта, а жаль.

Тримбл едва успел войти в кабинет, как зазвонил телефон.

— Это вы, мистер Тримбл? — произнес знакомый голос. — Я подумал, вам будет интересно узнать, что один добрый друг прислал мне из Шотландии отличную лососину.

Подобное начало разговора было нетипично даже для Макуильяма.

— Вам очень повезло, сэр, — забормотал суперинтендант и стал ждать, что будет дальше.

— Вы ведь придете и поможете ее съесть? Договорились? — продолжил главный констебль. — В восемь, у меня дома.

— Вы очень добры, сэр, — сказал озадаченный Тримбл. И, не удержавшись, добавил: — Конечно, я в настоящий момент очень занят, сэр, но...

— После ужина займемся немножко делами, если хотите. Кстати, у меня будет еще один гость.

— Вот как, сэр!

— Некий мистер Пейн. Я подумал, вам, возможно, захочется с ним познакомиться.

— Мистер... как вы сказали, сэр?

— Пейн. С «п» начинается. Первый Перси. Второй Пруфрок. И наконец, Пейн. Посреди каникул... Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? Похоже, вы остались без поездки в Лондон, которую я вам обещал!

С финальным смешком главный констебль положил трубку.

Когда Тримбл прибыл на обед в темный маленький дом позади кафедрального собора, мистер Пейн пил херес с хозяином. Это был крупный, тучный мужчина с лысой головой и маленькими умными глазками.

Суперинтендант никогда не пил ничего крепче лимонада и, пока главный констебль с гостем допивали аперитив, слушал рассказы мистера Пейна о ферме, которую тот недавно купил, у самой границы графства. Хотя профессия привязывала мистера Пейна к Лондону, его сердце, казалось, принадлежало земле. Особенно он любил джерсийский скот. Еще, как подметил суперинтендант, он на удивление любил звук собственного голоса, и предпиршественная беседа свелась практически к монологу. Но о миссис Порфир в нем не проскользнуло ни слова.