Элизабет Ролле: Убийство с третьей попытки

— В какое время вам удобнее?

— Утром, от десяти до одиннадцати.

К самому Алену доктор не обращался вовсе, очевидно считая, что тот вообще не понимает по-английски. Когда он собрал свой чемоданчик, Этвуд сказал:

— Джон отвезёт вас на станцию, я пока останусь здесь.

Все вышли, и Ален остался один, потом шум мотора возвестил, что лесник с доктором уехали. Этвуд вернулся в комнату.

— Вы поняли, что вам ни в коем случае нельзя снимать повязку? — спросил он по-французски, чтобы внести полную ясность.

— Понял, — подавленно подтвердил Ален; поведение врача придало его мыслям мрачное направление.

— Не переживайте раньше времени, — мягко сказал Этвуд. — Доктор Браун сказал, что слепота вам не грозит. Только теперь уж не делайте глупостей, помните, что свет вам очень вреден. Джон повесит здесь тёмные шторы, но всё равно сами повязку не снимайте.

— Что вы сказали про меня врачу?

— Не волнуйтесь, на него можно положиться. Он не будет задавать лишних вопросов, даже если кое-что показалось ему странным.

— Я вам очень благодарен, — смущённо сказал Ален; было непривычно говорить, не видя собеседника. — Когда мы встретились, я не сомневался, что вы сдадите меня в полицию.

— Со временем с вами разобрались бы, но ваши глаза… Здесь вы в безопасности, посторонних тут не бывает. По утрам я буду заходить к вам.

— Я причиняю вам слишком много хлопот.

— Ничуть. Мне рекомендованы пешие прогулки, чтобы скорее прошла хромота, и я каждое утро гуляю по два часа, а в какую сторону идти, мне всё равно.

Ален вспомнил его прихрамывающую походку, очевидно, лошадь он брал на тот случай, если разболится нога.

— Вы были ранены?

— Да. Ерунда в общем-то, но в первый раз прооперировали неудачно, и лечение затянулось. Между прочим, я до сих пор не знаю, как вас зовут.

— Извините. Ален Клеман.

— Филип Этвуд, — в свою очередь представился англичанин. — Сейчас займёмся вашим плечом. Доктору Брауну я всей правды не сказал, поэтому придётся обойтись собственными силами. Скоро придёт Джудит, она работала в госпитале и умеет делать перевязки.

— А она знает, что я бежал из лагеря?

Да, но вам нечего беспокоиться. Это моя невеста, и она будет молчать.

«Если меня здесь найдут, у него будут неприятности, — подумал Ален, — поэтому будем надеяться, что он знает, кому что можно говорить. А всё-таки плохо, что это женщина, женщины любят поболтать, просто так, без злого умысла».

Этвуд больше с ним не заговаривал, и по шелесту страниц Ален догадался, что тот читает. Резь в глазах немного утихла, зато усилилась боль в плече. Стремясь от неё отвлечься, Ален заставил себя вспоминать, о чём была последняя прочитанная им книга, но оказалось, что это была какая-то ерунда. Тогда он стал думать о том, как выглядит невеста Этвуда, а для этого в качестве отправного пункта понадобилось вспомнить, как выглядит сам Этвуд. Насколько тогда удалось разглядеть, у него были светло-каштановые волосы, красивое продолговатое лицо, безупречно правильное, пожалуй, слишком красивое для мужчины, такие лица нравятся женщинам, но зачастую вызывают пренебрежительное отношение со стороны мужчин, полагающих, что подобная внешность неизбежно сочетается с определённым, не заслуживающим уважения складом характера. Однако всякому, кто встречался с твёрдым и внимательным взглядом его тёмно-голубых глаз, становилось ясно, что эти глаза принадлежат человеку умному и решительному. Впрочем, Ален не был уверен, что Этвуд на самом деле выглядит так, как ему кажется сейчас. А его невеста представилась ему полной блондинкой маленького роста с улыбчивым лицом и ямочками на щеках.

Снаружи послышались шаги, и дверь открылась.

— Добрый вечер, — произнёс женский голос.

Ален сразу понял, что так говорить женщина, которую нарисовало его воображение, не может, однако вскоре ему стало не до этих размышлений: старые бинты присохли к ране, и перевязка оказалась очень болезненной.

— Следующий раз будет легче, — сказала Джудит, заканчивая. — Филип, подай мне ещё бинт. Придержи вот здесь. Теперь ложитесь и примите таблетки. Пусть Джон на ночь даст ему ещё две и утром тоже две. Я их кладу на полку. Ты дождёшься Джона?

— Да, — лаконично ответил Этвуд.

— Тогда я пойду, бабушка ждёт. До свидания, месье.

После её ухода Ален вновь от нечего делать стал думать, как она выглядит. Руки у неё были сухие и твёрдые, а пальцы очень чуткие, с тонкой, нежной кожей; роста она была большего, чем он воображал вначале, и лицо, скорей всего, тоже было иным, без всяких ямочек, её голос совершенно не соответствовал этим ямочкам.