Елена Колчак: Охота на журавля

Я тряслась не хуже перфоратора, которым орудуют дорожные работнички в оранжевых жилетках, зуб не попадал на зуб, ногти оставляли на ладонях багровые полумесяцы… Это я ее убила!!!

Никита не то моментально просчитал все мои резоны и мотивы, не то просто, как положено сильному мужчине, среагировал на перекошенную а ля парижская химера физиономию — сгреб меня в охапку, прижал к сильному (о господи!) плечу и стал приговаривать что-то, столь же ласковое, сколь и бессмысленное:

— Тс-с-с… Ну, тихо, тихо, ничего, поплачь, ничего, ничего…

Еще чуть-чуть — и я поддалась бы этим рукам, этому голосу, этой силе, этой доброте… Сейчас точно разревусь, и пусть меня утешают, утешают, утешают! Пусть гладят по голове и рассказывают, какая я хорошая… нет уж, господа, в другой раз. Честность — лучшая политика.

Я попыталась выскочить из… как бы это поточнее… из крепких дружеских объятий?.. естественно, мне это не удалось, Ильин таки посильнее меня будет. Однако после моего холодного «пусти!» — я постаралась вложить в это слово все льды Арктики и Антарктики вместе взятых — руки мгновенно разжались. Я рванулась в ванную. Я включила одну лишь холодную воду. Я не помню, как разделась и влезла под этот ледяной кошмар… Я знала одно — так надо. Я сама назвала Котову фамилию Куприянова — явная проблема, угрожающая его безбедному существованию. А сейчас проблемы нет — потому что нет человека. И это сделала я.

Мысли постепенно приобретали температуру окружающей среды. Впрочем, не совсем.

В сумбуре я даже как-то выпустила из виду, что погиб не Куприянов, а его жена. Так что, далеко не факт, что происшедшее имеет отношение к «Тонусу» вообще и моему туда визиту в частности.

Должно быть, влетая в ванную, я автоматически закрыла задвижку — потому что окончательно меня заставил опомниться остервенелый стук в дверь.

Нет, пожалуй, не окончательно. Я сидела под жесткими ледяными струями так расслабленно, словно душ был нежнее парного молока, и отстраненно глядела на вздрагивавшую под ударами дверь ванной комнаты. Не то через мгновение, не то через полчаса шурупы задвижки не выдержав напора, выскочили из гнезд…

Никита влетел внутрь с бешеными глазами — хотя, быть может, мне и это лишь показалось — в одну секунду ухитрился выключить озверевший душ, выдернуть мое безразличное ко всему тело из ванны, закутать его в махровый купальный халат, набросить сверху валявшуюся на стиральной машине лохматую кофту и довести — или, наверное, дотащить? — до кухонного дивана.

— Дура!!! Пневмонию заработать решила?

Я пожала плечами. Говорить не хотелось. Мне мешал халат, в который непрошеный спаситель меня закутал, мне мешало само присутствие Никиты. Хотелось лечь в уголок и никого не видеть, не слышать, не помнить, никого и ничего…

— Вот уж удовольствие среди ночи истеричных баб в чувство приводить!

— Я не истеричка, — почему-то обиделась я.

— Зато идиотка полная! — сообщил Ильин. — Может, ты наконец мозги включишь?!! Или мне с тобой до утра нянчиться? Что ваша милость следующим номером придумает?

Я начала всерьез злиться. Что он себе, в конце концов, позволяет? Приперся, когда не звали, делает, чего не просили…

Ильин тем временем устроил на кухне натуральный шмон, разыскал в верхнем шкафу бутылку зверобойной настойки, которую я держала на случай сезонных простуд, налил в стакан основательную дозу и сунул мне едва не в нос:

— Глотай!

Я попыталась возразить, но Никита лишь вздохнул и глянул на меня так, что тут же стало ясно: еще секунда, зажмут нос и пойло вольют мне в глотку, вообще ни о чем не спрашивая. Пришлось выпить добровольно. Мгновенно передо мной оказалась самая большая из имеющихся в доме кружек, дышащая горячим чайным паром.

— Давай, быстро!

Наблюдая за моими титаническими усилиями по поглощению очень горячего чая, Ильин допил коньяк и строго посмотрел на меня:

— Ну?! Будем истерики закатывать или в чувство вернемся?

Господи! Больше всего на свете мне хотелось расцарапать эту до ненависти спокойную физиономию.

Брось, Рита, не ври! Ничего такого тебе не хочется. Да, Ильин тебя всерьез разозлил — но, согласись, это был лучший способ переключить твою бешеную натуру с мексиканских страстей на работу серого вещества? Соглашусь, — молча вздохнула я, смиряясь с мнением внутреннего голоса. Как я его иногда ненавижу, кто бы знал! Это ты про меня или про Никиту? — не замедлил съязвить внутренний голос. Про обоих! — злобно отозвалась я.