Уинстон Грэхем - Энджелл, Перл и Маленький Божок

— Так, ничего. В своем роде даже неплохое. Почтенные люди. Только тут тебе не с кем встречаться. Взять хотя бы эту твою поездку — в Зерматт. Молодые клерки, электротехники и прочий народ. Хотелось бы кого-нибудь получше.

Интересно, что бы он сказал, если бы увидел меня вчера вечером, подумала Перл.

— Что с тобой? — спросил он.

— Ничего. А что?

— Ты вдруг покраснела.

— Это, наверное, из-за температуры. Нет, серьезно, папа, ты должен уговорить доктора Спура позволить мне лететь! Ничего со мной не случится. В конце концов, это ерунда — красное горло и жар. Вот доберусь до Зерматта, и все как рукой снимет. А если я не улечу этим рейсом — это будет хуже всякого бедствия.

— А вдруг ты совсем разболеешься — вот уж действительно будет бедствие. — Он встал, потеребил бородку и снова взглянул на дочь. — Посмотрим. Лыжи требуют усилий, можно и перегреться, и промерзнуть. Ну, посмотрим. Может, завтра тебе станет лучше.

К ее досаде, в пятницу ей не стало лучше. Температура по-прежнему оставалась высокой, и доктор Спур даже мысли не допускал, чтобы она встала с постели. В совершенной панике она советовалась с Хэйзел, и в последнюю минуту отъезд пришлось отложить. А в субботу, когда уже было поздно, температура вдруг упала, и Перл, еле передвигая ноги, бродила по квартире, с нетерпением ожидая прихода отца. Вернувшись домой, он сказал, что достал ей билет туристского класса на ночной рейс в понедельник. Обошлось дороже, чем лететь с группой в пятницу, но он шепотом сообщил ей, что оплатит разницу, если она скроет все от Рэйчел.

Но на этом ее неприятности не кончились, потому что самолет попал в туман и его повернули на Цюрих, в Женеву он прилетел с опозданием на четыре часа, и она боялась, что и вторник тоже пропадет для лыж. В самолете она сидела с полным пожилым джентльменом, который пришел, по-видимому, в панику от мысли, что самолет может потерпеть аварию. От возбуждения он стал с ней разговаривать, а она, тоже в возбуждении, отвечала ему. Нельзя сказать, чтобы причина их волнений была одинаковой, но когда у тебя отпуск всего раз в году и три дня из этого отпуска оказались потерянными и когда, если не считать одной недели летом — срок слишком короткий, чтобы по-настоящему отдохнуть, — ты знаешь, что отпуска у тебя не будет еще целых двенадцать месяцев, — вот тут-то страх потерять из отпуска еще лишний день становится ничуть не меньшим, чем страх потерпеть аварию.

В конце концов она добралась до Зерматта во вторник вовремя — можно было еще успеть походить на лыжах, и Хэйзел с Крисом встретили ее так, словно между ними никогда и не было никакой ссоры, к тому же все воскресенье и часть понедельника валил сильный снег, погода прояснилась во вторник лишь с утра, и она провела десять превосходных дней и взбиралась на самые высокие склоны и впервые научилась как следует подниматься на гору елочкой. Она приглянулась инструктору, и он давал ей дополнительные уроки по горнолыжному спорту, и при этом бесплатно, а по вечерам они ужинали, пили и танцевали, и время проходило так прекрасно, что она позабыла о доме и за все время написала всего три открытки. И лишь в самый последний день она с тоской задумалась о каждодневной рутине и однообразии своей жизни, о своей скучной, ничего не дающей ни уму ни сердцу работе.

Но порой в душу ей закрадывался страх, он глодал ее, словно червь. Страх при мысли о том, что Маленький Божок, возможно, будет поджидать ее, когда она вернется домой.

Но он ее не поджидал, и, разумеется, она снова погрузилась в свою ежедневную рутину, как это происходит с каждым после чудесно проведенного отпуска.

Но отдых каким-то образом лишил ее душевного равновесия. Работа, которая была не лучше и не хуже многих других, стала казаться ей теперь скучной и надоедливой. Долгие часы стояния на ногах, вынужденная вежливость с придирчивыми пожилыми покупательницами, выбирающими дорогие духи, общение с остальными девушками-продавщицами, которые, казалось, ничем от нее не отличались, — молодые, в чем-то счастливые, в чем-то несчастные, поочередно то скучающие, то возбужденные, постоянно мечтающие о мужчинах, но не о первых встречных; болтающие о тряпках, косметике, деньгах и снова о тряпках, о поклонниках и опять о тряпках; чувствовать себя затерянной среди полутора тысяч служащих; каждое утро втискиваться в переполненный автобус, затем в поезд и снова в автобус, тратить целый час на дорогу; каждый день съедать дешевый завтрак в столовой на седьмом этаже; каждый вечер снова втискиваться в автобус, затем в поезд и снова в автобус; приходить домой и попадать в относительный комфорт и покой, в относительно неудобную и убогую обстановку, в ограниченный удушливый мирок, где живешь, словно в клетке. Деньги. Вечная нехватка денег. Еженедельный конверт — зарплата с удержанием. Деньги, забота о нарядах, ежедневная дорога. Снова деньги.