Уинстон Грэхем - Энджелл, Перл и Маленький Божок

Лицо Энджелла побледнело. Словно кровь вдруг схлынула в другое место, где в ней была большая нужда. Он застыл на своем стуле.

— Что за абсурд, — храбро заявил он. — Мы живем в цивилизованном обществе.

— Неужели?

— Человека могут отдать под суд за одни лишь угрозы. В некоторых случаях за угрозы могут даже отправить в тюрьму. Брауну следует выражаться поосторожней.

— Я ему так и сказала.

— Сказали, чтобы он был поосторожней?

— Да.

— И что он ответил?

— Не обратил никакого внимания. Абсолютно никакого.

Снова наступило молчание, часы в гостиной тоже пробили десять. Новая, внезапно возникшая опасность связала ему язык. Ему самому, а не его собственности угрожает физическая опасность. Что-то невероятное.

— Разумеется, это ерунда, — уверенно сказал он. — Пустые слова.

— Я тоже так думаю.

— Но и в пустых словах видна его зверская натура.

— А разве мы все не звери? — спросила Перл.

У них были билеты на концерт в Альберт-Холл в воскресенье, но она отказалась идти. За полчаса до концерта он отправился туда и попытался продать билеты. Это ему не удалось, и он сам пошел на концерт, Чтобы хотя бы не терять один билет. Когда концерт окончился, на улице уже стемнело, и он взял такси и поехал домой. Он не знал, давно ли Годфри вышел из больницы. Но понимал, что теперь ему, видимо, долгое время придется ездить домой на такси.

В понедельник утром он на час опоздал в контору, но, придя, тут же позвонил Винсенту Бирману. Бирмана он не застал, но тот сам позвонил ему в двенадцать, и они условились вместе пообедать.

Узнав, как развиваются события, Бирман сказал:

— Что касается меня, то я был нем как рыба. Вы меня знаете. Я не из болтливых. А Джуд Дэвис, как вы понимаете, не проговорится. Он рискует лицензией. Браун может только догадываться, а как он догадался, это уж не мое дело. Откуда вам известно, что он вас обвиняет?

— До меня дошли слухи. Он угрожает отомстить.

— Вам? Или вашему клиенту?

Энджелл кусал губы.

— Видимо, мне. Хотя я был всего-навсего посредником.

— Как и я. Мне кажется, он видел меня раз в вашей конторе. Может, отсюда все и пошло. Но не стоит принимать это всерьез. Чего там, какой-то жалкий, сломленный духом боксеришка. Ни связей, ни денег. И никаких доказательств. Ну что он может сделать?

— Еще супа. И принесите тертого сыра, — приказал Энджелл официанту. Он платил за обед в недорогом кафетерии на Флит-стрит. — Никто не знает, до чего может додуматься такой вот бешеный субъект, если станет раздувать обиду… Вы сказали — сломленный духом?

— Нет, спасибо, — сказал Бирман официанту, наблюдая, как Энджелл глотает суп. — Ему ведь сильно досталось.

— Вы там были? — Уилфред испугался.

— Да, старина, пришлось пойти. Я условился передать вторую тысячу в тот же вечер. Таков был уговор.

Чтобы скрыть досаду, Уилфред разломил булочку и положил кусок в рот.

— Дэвиса там не оказалось, — продолжал Бирман. — Он заболел или прикинулся больным, так что пришлось поехать к нему домой на такси, — кстати, еще десять шиллингов за ваш счет.

Энджелл сказал:

— Мой клиент, наверное, выжил из ума, что тратит такие суммы. Брауна, конечно, избили сильно, и все-таки… Помимо внешних повреждений… — Он доел остатки супа и с надеждой поглядел на Бирмана.

— Помимо этого разве можно обещать что-то определенное? — сказал Бирман. — Бокс — странная игра. Боксер идет на ринг, распустив хвост. Это, так сказать, психологическая сторона дела. Когда же ему подрежут крылышки, как подрезали вашему во вторник, с ним что-то происходит. Раны заживут — хотя и тут потребуется время: такого страшного удара правой, как у Кио, я, пожалуй, ни разу не видал. Это уже физическая сторона дела. Но и мозг тоже должен залечить раны. До этого он всегда выходил на ринг уверенный в победе. И побеждал, а если и проигрывал из-за подбитого глаза, то приписывал это невезению или убеждал себя, что судья ошибся в очках. Никто из них никогда не признается в поражении, у них всегда находится оговорка, только так они держатся на ринге. Но когда тебя вот так излупят, как вашего во вторник, тут уж не придумаешь оговорок. Начинаешь понимать, что есть кулаки покрепче, потяжелее, чем у тебя, и может случиться, что навсегда лишишься своего боевого задора. И тогда начинается закат. Закат может начаться и в двадцать три года. Одним словом, если говорить о Годфри Воспере — все дело случая. Поживем — увидим.

— А тем временем…

— А тем временем, надеюсь, ваш клиент остался доволен.